Тут представляется уместным снова побеспокоить графа Германа Кейзерлинга: «О психических силах, которые царят в космосе, как таковых мы знаем пока еще очень мало. Тем не менее все говорит о том, что силы, которыми располагает человеческий дух в данный момент, не происходят непосредственно от его мозга и что этот мозг означает лишь аппарат, предоставленный в распоряжение человеку» [120, с. 33].
«Предубеждение – вот истинная причина того, почему до сих пор так еще и не удалось включить оккультное в область научного опыта» [Там же, с. 19].
«Я не постесняюсь утверждать, что мы по-прежнему так мало знаем о подчувственном главным образом потому, что [интересующимся им] людям, чтобы дождаться [его проявлений], недостает понимания или характера» [120, с. 20].
«Таким образом, если хочешь разобраться в оккультных феноменах, верная позиция будет такой: к ним нужно относиться так же непредвзято и беспристрастно, как к остальной природе» [Там же, с. 34].
Другое высказывание Кейзерлинга позволяет нам непосредственно перейти к нашей теме: «С тех пор как существуют люди, за музыкой признается привилегированное положение среди всех видов искусства. Сознательно или бессознательно, с давних пор она выступала выражением и посредницей космического, потустороннего мира человека, а все другие виды искусства ведут свое происхождение уже от нее… Эзотерические учения наставляют повсюду, что определенные уровни Высшего Духа проявляются в звуках. Пение и игра на арфе считаются языком ангелов» [5].
Нужна ли дальнейшая щадящая подготовка к последующему повествованию? Тем не менее мы постараемся по возможности действовать конструктивно.
«Язык ангелов», или гармоничные сферы, оживленные и персонифицированные в христианских сверхчувственных образах, – не выразил ли еще Платон эту мысль, когда утверждал, что планеты населены поющими сиренами? – они не достигают нашего дневного сознания. Они открываются только тому, кто «чутким обладает слухом». Этот «чуткий слух» мы должны, наконец, попытаться определить. «Чуткость» предполагает отказ от всего внешнего, погружение в собственную внутреннюю жизнь, отгороженность от всего, что в земном окружении служит помехой духовному углублению, словом, – медитацию или молитву.
Современный христианский мистик Садху Сундар Синг рассказывает, что он имеет обыкновение слушать музыку, когда приходит в состояние религиозного экстаза [121, с. 97, 120].
Единичный случай? Рудольф Штайнер сказал бы: «Копытами нашего астрального тела космос играет мелодию нашего собственного существа». Этому высказыванию у него предшествуют следующие слова: «Мы созданы по музыкальным законам из космоса в виде астрального существа; поскольку мы – астральные существа, у нас есть музыкальная связь с космосом. Мы сами являемся инструментом… Если предположить, что мы не нуждались бы в физическом звучании звуков, то услышали бы, как звучит музыка мира, музыка сфер» [34, с. 4].
Итак, Садху Сундар Синг, наверное, медитировал независимо от физических условий. Иными словами, он слышал гармонию сфер?
Но спросим все-таки тех, кто – чуть было не сказал «в силу своей профессии» – живет в молитве или медитации, и раскроем «Жизнь немецких монахинь» Вейнхандля. Предоставим возможность автору поделиться своими объективными сомнениями: «Экономическая нужда, безбрачие, неудовлетворенность, любовное томление, бедность переживаний, желание чуда, болезненное сверхнапряжение – все это, возможно, тоже присутствовало в качестве провоцирующего или усиливающего фактора, но самого по себе этого недостаточно для того, чтобы понять явление во всей его целостности, как нельзя полностью объяснить красоту формы горного цветка, исходя из свойств горной породы» [122, с. 11]. Вероятно, эти оговорки не совсем точны, ибо наложенные лишения как раз и открывают высший смысл жизни человеку, отвернувшемуся от земного, – быть может, в качестве «компенсации»…
В упомянутой книге содержатся оригинальные хроники старинных монастырей в переводе на литературный немецкий язык. Там описываются многочисленные случаи, когда молитва сопровождалась музыкой. Сестра Юзи Шультхазин рассказывает: «И когда наступила всенощная и она осталась одна в покое, то услышала над своей головой голос, который пел такие сладкие немецкие напевы, что то и другое, голос и слова, нельзя было сравнить ни с одной земной вещью. И тогда она собралась с духом и решила прислушаться, чтобы понять, о чем поет таинственный голос; но тут он стал удаляться, так что она не могла разобрать ни единого слова, и куда бы она ни повернулась вслед за голосом, ей всегда казалось, что он находился где-то в другом месте» [Там же, с. 224].
Или рассказ блаженной сестры Мехтильды из Штанса:
«Она тоже однажды сидела на своем стуле и слушала очень красивое и сладкое пение, это были слова: „Sanctus, Sanctus“ и „Alleluja“, и это вызвало у нее удивление» [Там же, с. 216–217].
Сестра Анна из Вайтерсдорфа, о которой рассказывается в «Книге монахини Энгенталь о непосильном бремени милостей», слышала, как ангелы поют «Summe trinitate» («Божественная Троица») и прекрасное «Kyrie eleison» («Господи, помилуй») в три голоса, «которые звучали настолько красиво, что это было выше всякого человеческого понимания» [Там же, с. 302].
Или сестра Анна Вортлин из Нюрнберга:
«В ночь всех ангелов перед заутреней она смотрела на икону», и «тут появился сонм ангелов, и они запели такой сладкий напев, который людям и не придумать». И вдобавок к этому многие другие свидетельства сестры Димут Эбнерин из Нюрнберга, которая слышала трехголосное пение ангела, или сестры Элизы, которая «три дня подряд слышала пение ангела» [Там же, с. 319] и т. д. Констатируем: в молитвенном состоянии монахини слышали звуки, которые «людям и не придумать», которые, стало быть, не имели никакого сходства с чувственно воспринимаемой земной музыкой. Если бы мы сказали, что у них больное воображение, то это было бы правильно лишь постольку, поскольку они создали себе, подобно эху, образ звуков высших сфер, ведь вообразить можно только то, что уловимо с помощью органов чувств и что в чувствах уже было подготовлено.
Но обратимся за советом к известному мистику Генриху Зойсе [123]. В его труде имеется по меньшей мере восемь мест, в которых упоминается музыка. Полноты ради, даже рискуя утомить читателя, приведем их.
«Однажды он сидел в своем спокойствии [= медитации], и тут он услышал внутри себя такие задушевные звуки, что все его сердце встрепенулось, а голос пел громко и сладко, пока всходила утренняя звезда, и пел такие слова: „Взошедшая сегодня на востоке звезда возвестила о рождении младенца Марией“. Это пение звучало в нем так сверхъестественно, что вся его душа прониклась им и он радостно подпевал» [Там же, с. 17].
«И тут ему почудилось, будто большая толпа небесных жителей возникла в его каморке… и небесный сонм начал водить хоровод и петь, и это пение так сладостно звучало в его ушах, что все в нем переменилось» [Там же, с. 58].
«Это случилось в ночь ангелов. Ему показалось, будто он слышал пение ангела и восхитительные небесные звуки. И от этого было так хорошо ему, что он забыл про все свои горести» [Там же, с. 18].
