– Ну нельзя так, нельзя, надо давать себе отдыхать от службы. А вот то, что вы про водку забыли, это даже хорошо. Здесь ее днем с огнем не сыщешь, разве что в перворазрядных ресторанах. Правда, сейчас за нее пошлину придется заплатить. Мне кажется, даже больше, чем она стоит.
– Плевать на пошлину. Одному Богу известно, сколько нам здесь пробыть придется, когда соскучимся по водочке, мою бутылочку и разопьем.
– Боюсь, долго скучать по ней нам не придется.
Заплатив таможеннику налог на водку и сунув носильщику полуфранковую монету, они уселись в экипаж.
Извозчику Кунцевич велел ехать на rue du Helder, в Hotel du Tibre, в котором он всегда останавливался, когда бывал в Париже. Сняв два номера по 5 франков в день, они помылись с дороги и пошли обедать. Пригубив вина, следователь с подозрением посмотрел на бокал:
– Мечислав Николаевич, а вам не кажется, что это бордо разбавлено?
– Так оно и есть, здесь принято разбавлять вино.
– Вот те на! Как же им тут плохо живется! Что, везде-везде разбавляют?
– В Ницце неразбавленное подают. Но там и некоторые официанты по-русски говорят. Это же русский город, в нем от соотечественников спасения нет. Французы под наших и подстраиваются.
Утром поехали на rue de Grenelle в русское посольство. Посол – действительный тайный советник Нелидов – принял их любезно и дал рекомендательное письмо директору Сюрте Женераль – французского департамента полиции. Оттуда их направили к месье Себилю – руководителю генеральной дирекции розысков.
– Слава, как я рад вас видеть! – Из-за стола роскошного кабинета поднялся маленький кругленький человек и протянул Кунцевичу обе руки.
– Добрый день, Жюль! Разрешите представить – судебный следователь по важнейшим делам Московского окружного суда господин Шабельский.
– Ананий, – представился коллежский советник.
– Очень рад, очень рад. Прошу, – Себиль показал гостям на кресла у камина в углу кабинета.
Следователь опустил руку в принесенный с собой небольшой саквояж и, как фокусник, достал оттуда бутылку казенной.
– О! Eau-de-vie!
[20] Вот это подарок так подарок! Я сейчас распоряжусь насчет zakouski!
Когда бутылка была наполовину пуста, начальник дирекции розысков вздохнул:
– Какой все-таки прекрасный напиток и как жаль, что мне так редко его приходится пробовать! Интересно, почему наши коммерсанты никак не наладят поставки? Почему водки в Париже, столице мира, днем с огнем не сыщешь?
Кунцевич улыбнулся:
– Не знаю, Жюль. Наверное, боятся, что не будет спроса. В Париже множество других прекрасных напитков. Я, например, предпочитаю водке коньяк.
– Нет, Слава, не прогорел бы тот коммерсант, который бы вздумал нам водку поставлять, я уверен. Ну, Бог с ней, с водкой, рассказывайте.
Выслушав русских гостей, начальник уголовного розыска Французской Республики откинулся на спинку кресла:
– В мае к нам прибыл, говорите? Наверняка он ехал в Ниццу через Париж. Если в столице он регистрировался под своим именем, то через час я сообщу его адрес.
Шабельский спросил:
– Интересно, а как у вас ведется регистрация прибывающих в город?
– Все отели, меблированные комнаты и пансионаты ведут особые журналы, куда вносят всех прибывших и выбывших. Даже если гость ночевал одну ночь. За несоблюдение этого правила – арест до трех месяцев. Причем арестовывается хозяин заведения. Поэтому журналы ведут даже в самых грязных притонах. Только паспорт у нас спрашивать не принято. Содержатели гостиниц верят людям на слово. В журнале на каждое лицо отдельная страница с двумя отрывными талонами. Когда гость прибывает, заполняют журнал и отрывной талон о прибытии, талон по почте отправляют нам. Когда гости выбывают, заполняют другой талон – о выбытии, и тоже отправляют нам. Это касается добропорядочных заведений. Ну а во всякие темные места, кроме этого, мои люди ходят сами, практически ежедневно.
– Это сколько же людей надо иметь?
– Надзором за гостиницами и меблированными комнатами занимается сто одиннадцать человек.
– Надо же! А всего у вас в сыскной сколько человек служит?
– Более девятисот.
– А у нас в Питере – около ста балбесов, – сказал Кунцевич. – Да-с. Населения в Париже в два раза больше, а сыщиков в десять раз. А следственные власти еще и нас упрекают в нерасторопности. – Мечислав Николаевич с улыбкой покосился на соотечественника.
– Для организации розысков мне необходим запрос русских следственных властей и разрешение директора общественной безопасности. У вас эти документы с собой? – спросил Себиль.
– Запрос я привез. А вот разрешения у нас нет, – растерянно сказал Шабельский.
– Мне необходимо разрешение директора, без него я ничего не смогу предпринять. Официально. А неофициально… Зайдите через пару часов, и я сообщу вам адрес разыскиваемого. Но с разрешением поторопитесь.
– Жюль, а нельзя ли узнать, останавливался ли кто-нибудь из моих соотечественников одновременно с Дунаевским в одном отеле?
– Ну это уже наглость, Слава!
Выйдя на улицу, Шабельский кликнул извозчика и велел везти их в российскую миссию.
Посол обещал свое содействие в ускорении всех бюрократических процедур.
Вечером они узнали, что Дунаевский посещал столицу Франции. 3 мая он был зарегистрирован в пансионате на rue Lafayette, дом 86. Оттуда он выписался через четыре дня. По словам наводившего справки агента, в пансион русские вселились большой и шумной компанией. В нее, кроме m. Nicolas Dunaevsky и его подруги m-lle Nathalie Saiyanin, входили: m. Robert Lewenthal, m. David Rohlin и m-lle Emilie Volodko, которая поселилась в одном номере с господином Левенталем. Мужчины каждый день уходили из дому с утра пораньше и возвращались во второй половине дня. Дамы спали до полудня. Вечером вся компания уезжала в увеселительные заведения и возвращалась глубоко за полночь. Пансион они покинули 11 мая, сполна расплатившись и оставив прислуге щедрые чаевые. Мадемуазель Володко обмолвилась одной из горничных, что компания собирается в Ниццу.
Глава 3
– Да-с, после путешествий по Европе поневоле станешь адептом русских железных дорог, – бурчал Шабельский, зажатый между какой-то тучной мадам и не менее тучным месье. – Это надо же, во втором классе шестиместные купе устроить! Да еще такие узкие. Ни ноги вытянуть, ни повернуться лишний раз. Четырнадцать часов едем, и ни одной большой остановки! Ни чая тебе, ни буфета. У меня в желудке уже революция началась. Хорошо хоть сельтерской догадались с собой захватить, а то бы от жажды погибли. И за этакое безобразие с нас слупили почти шестьдесят рублей!
