– Видимо, опасались за качество поддельных. Одно дело показывать поддельные русские паспорта французскому квартирному маклеру, другое – опытному жандармскому унтеру, который специально обучен их распознавать. Не рискнули.
– Ну что ж, логично. Извините, господин Дароль, что мы вас перебили, продолжайте, пожалуйста.
– Ничего страшного, я почти все рассказал. Шнорк дал показания, практически аналогичные показаниям Марзони. Это еще очень молодой человек, которого больше всего на свете интересуют особы противоположного пола и бесконечно проводящиеся в нашем городе карнавалы и скачки. Он показал, что из пятерых нанимателей французским владели только Львовы, поэтому-то и понадобились его услуги. Обычно он сопровождал в походах по городу Вернера и Ропса.
– Ну и куда они ходили? – спросил Кунцевич.
– А все туда же – в рестораны, на бега и в купальни.
– Скажите, а виллу вы осмотрели?
– Нет. Ждали вас.
Только через четыре часа после начала обыск наконец принес результаты. Один из людей Дароля отодвинул вкладную плиту камина и нашел под ней большой цинковый ящик, доверху набитый радужными купюрами. Считали поддельные деньги долго и насчитали полтора миллиона рублей.
– Да-с. Да тут целая фабрика действовала! – мрачно сказал Кунцевич, а потом обратился к комиссару: – А нельзя ли мне, месье Дароль, поговорить со Шнорком?
Молодой человек чуть не плакал:
– Господи! Да если бы я знал, я бы каждый наш шаг записал, не поленился. Ну откуда я могу помнить, куда мы ходили в течение полугода! Мы всю Ниццу обошли, все окрестности излазали!
– Месье Шнорк, каждый шаг вспоминать не надо. Вы вспомните те места, которые были необычными для ваших хозяев.
– Я вас не совсем понял. Как это «необычные»?
– Ну вот смотрите. Люди приезжают на курорт веселиться, так?
– Так.
– А какие места являются для веселящихся обыч-ными?
– Какие? Ну… рестораны, пляж, театры, синематограф, гхм… дома терпимости. – Юноша смотрел на Кунцевича так, как плохо выучивший урок школьник смотрит на учителя, пытаясь понять, верно ли он ответил на вопрос.
– Правильно! Сюда можно добавить музеи, казино, променад. А необычные места?
– Не знаю. – Шнорк обреченно помотал головой.
– А это такие места, куда веселящийся человек по доброй воле не пойдет. Фабрика, например, больница, что-то подобное.
– Фабрика? Нет, на фабрики мы не ходили, и в больницы тоже. Подождите! Мы на склад ездили!
– На какой склад? – быстро спросил Кунцевич.
– В Рикье! Там огромные склады. Складские помещения разделены на секции, каждая из которых имеет отдельный вход. Они сдаются всем желающим. Мы туда ездили с месье Вернером, и он арендовал такую секцию.
– Давно это было?
– А прямо перед самым его вторым отъездом и моим увольнением – в самом конце октября.
– Спасибо вам больше, месье Шнорк! К сожалению, вам еще немного придется потерпеть наше общество – нам вместе необходимо съездить на склады.
В арендованном Дунаевским у фирмы «Константин» складском помещении франко-русскими следственными и полицейскими властями было обнаружено семь объемистых ящиков общим весом 760 килограммов, в которых в разобранном виде находились механический ручной резак, скоропечатный станок и литографический пресс для различных оттисков.
Из Ниццы Шабельский отправил телеграмму в Департамент полиции и попросил организовать рассылку запросов в канцелярии всех губерний, областей и градоначальств империи с требованием сообщить, выдавались ли заграничные паспорта на имя мадам Саяниной, Володко, господ Левенталя и Рохлина. Начать Ананий Николаевич советовал с Амурской области. После этого сыщик и следователь отправились восвояси – в благословенной Франции им делать было нечего. В Москве коллежского советника ждала срочная депеша. Начальник благовещенского сыскного отделения Колмаков сообщал, что местная мещанка Эмилия Володко, 21 года от роду, в апреле получила заграничный паспорт. У Эмилии был жених – Гохард Иоганов Левенталь, с которым она и уехала в Ниццу, венчаться. Шабельский предположил, что блудная дочь уже соскучилась по родителям и в конце концов захочет с ними связаться, и возбудил перед Московским окружным судом ходатайство на перлюстрацию корреспонденции господ Володко. Ходатайство было удовлетворено.
Из ответа Колмакова также следовало, что Левенталь и Саянина тоже получали свои паспорта в Амурской области, в одно с Эмилией и Дунаевским время, а вот следов Рохлина найти пока не удалось.
Часть 2
«Его Высокородию господину следователю по особо
важным делам Московского окружного суда
Начальника Благовещенского сыскного отделения
коллежского регистратора Колмакова
РАПОРТ
На Ваше отдельное требование от 25 минувшего ноября имею честь доложить о нижеследующем:
Дунаевский, Николай Данилович, является уроженцем города Верхне-Днепровска Екатеринославской губернии, но молодость провел в Одессе, откуда и прибыл в Благовещенск. Дунаевский рекомендовался своим приятелям выходцем из семьи богатых евреев-торговцев (его родной брат якобы владеет в Одессе большим мануфактурным магазином), однако сам средствами не располагал. В Благовещенск он приехал в декабре 1909 года и поступил на место управляющего первоклассной гостиницей «Россия», лучшей в городе, на жалованье 1800 рублей в год. Дунаевский снимал трехкомнатную квартиру на улице Корсаковской и долгое время жил один, имея в качестве прислуги только горничную. В 1911 году Дунаевский сошелся с артисткой Натальей Патрикеевой Саяниной, тридцати лет, урожденной Лихомановой, благовещенской мещанкой, вдовой. Вскоре они стали жить вместе, но венчаны не были. Саянина пела в ресторане гостиницы «Россия» и имела определенный успех у публики, ранее была на содержании у разных богатых горожан, в связи с чем привыкла к подаркам и жизни на широкую ногу. Дунаевский, находясь в состоянии опьянения, часто жаловался знакомым, что Саянина слишком дорого ему обходится, что он запутался, наделал долгов, однако расстаться с ней не хочет и не может.
Володко, Эмилия Эдмундовна, 21 года, католического вероисповедания, из мещан, родители – потомки польских ссыльнопоселенцев. В порочном поведении замечена не была. Обучалась в Благовещенской Алексеевской женской гимназии, три года назад кончила полный курс. Жила с родителями в собственном доме отца, по адресу: улица Зейская, дом 122.
Левенталь, Гохард Иоганович, сын потомственного почетного гражданина города Газенпота Курляндской губернии, упрощенно именовался Робертом Ивановичем. Поселился в Благовещенске в меблированных комнатах П.Ф. Болотиной (Зейская, 145) в конце 1911 года, прибыв из Томска. Называл себя коммерсантом, скупщиком пушнины, однако промыслового свидетельства в 1912 году не выбирал. В апреле сделал Володко официальное предложение, которое ею и ее родителями было принято. В мае, в самом начале навигации, жених и невеста отправились венчаться во Францию.
