Аккомпаниатор действительно оказался в санитарном отделении, в обществе трех дам и какого-то угрюмого субъекта.
Две спутницы тапера – барышни лет двадцати пяти, одна блондинка, другая шатенка, сидели за вязаньем и весело болтали между собой. Третья же, очень хорошенькая, юная, почти девочка, выглядела взволнованно-испуганно. Ее большие черные глаза пугливо бегали по сторонам.
– Добрый день! – обратился Тараканов сразу ко всем присутствующим. – Где тут аптека, не скажете, а то у меня зуб что-то заболел.
Тапер указал на каюту направо.
Через несколько минут Тараканов вышел от фельд-шера, держась рукою за щеку.
– Ну как, помог вам местный эскулап? – поинтересовался тапер.
– Кажется, стало лучше, зуб занемел… Прошу прощения, что сразу не представился. Эриксон Людвиг Теодорович, коммерсант.
– Очень приятно. А я – Рамышевский Александр Васильевич, музыкант. Это – моя супруга Наталья Петровна, а это – сестрица ее Анна Петровна.
– Эриксон, – еще раз представился Тараканов, пожимая дамам руки. – А я бы никогда не сказал, что вы сестры.
– Это от того, что я похожа на мать, а она на отца, – засмеялась стройная шатенка, поглядывая на свою пухленькую сестренку.
Тараканов ждал дальнейших представлений, но, к его удивлению, их не последовало.
– Вы обедать не ходили? – спросил он у Рамышевского.
– Мы еще в двенадцать откушали, у нас первая смена. Но сейчас все равно наверх пойдем.
– Тогда я вас провожу.
Компания поднялась по трапу на верхнюю палубу, но ни девушка, ни угрюмый субъект за ними не последовали.
За сутки путешествия часть пассажиров высадилась, и на пароходе стало свободнее.
– А этот мужчина и барышня, что с вами едут, разве не в вашей компании? – спросил Тараканов у тапера.
– Нет… То есть я их знаю, только они едут отдельно от нас. Это брат с сестрой. Что, понравилась барышня? – ухмыльнулся Рамышевский.
Тараканов смутился.
– Да я просто так спросил… Вы нас не познакомили, вот я и поинтересовался.
– В лото, что ли, поиграть? – перевел тапер разговор на другую тему.
Они зашли в кают-компанию. Сестры, как оказалось, не скучали. Рамышевский и Тараканов нашли их в обществе Розы, пассажира первого класса приисковика Дуцкого и элегантного подрядчика-москвича, бритого и больше похожего на актера, чем на коммерсанта.
– Ну наконец-то вы пришли, Людвиг Теодорович! А я уж вас искать начала. Вы где прятались? – Роза протянула ему руку для поцелуя. – Садитесь за наш стол. И прикажите подать шампанского.
«Эдак мне в Благовещенске штаны придется закладывать», – подумал Осип Григорьевич, подзывая официанта.
Однако в этот вечер много тратиться не пришлось – Дуцкий и москвич-подрядчик, носивший совершенно не подходившую ему фамилию Богомолец, устроили соревнование в щедрости и заставляли стол все новыми и новыми напитками и закусками. Соревновались они и в привлечении внимания Розы, и той стало совершенно не до Тараканова. Осип Григорьевич даже почувствовал укол ревности.
В десятом часу вечера слегка пьяный сыщик вышел из кают-компании подышать свежим воздухом. Ночь была лунной и теплой, но с реки тянуло прохладой.
«Интересно, а почему барышня из санитарного отделения и ее брат ни вчера, ни сегодня вечером не приходили в кают-компанию? Ведь здесь без общества можно со скуки умереть! Странно все это. А пойду-ка я их навещу и приглашу в наш коллектив». Осип Григорьевич, пошатываясь больше от качки, чем от выпитого вина, спустился вниз по трапу и вскоре очутился рядом с лазаретом. Барышня стояла у леера и смотрела на темный далекий берег.
– Кхм, – дал знать о себе сыщик.
Девушка вздрогнула, обернулась и прижала руку к груди.
– Господи, как вы меня напугали!
– Прошу прощения, мадемуазель, не хотел, ни в коем случае не хотел-с. Разрешите представиться – Людвиг Теодорович Эриксон, коммерсант. Что же вы одна здесь скучаете?
Барышня опять вздрогнула, подняла на него испуганный взгляд и тотчас снова опустила голову:
– Так…
– Почему наверх не идете?
– Не пускают…
– Кто же это вас не пускает?
– Брат…
– Так что же вы его слушаете? Разве вы ребенок?
Тут Тараканов увидел, что девушка вся сжалась и смотрит куда-то позади него. Осип Григорьевич обернулся. Сзади стоял угрюмый брат барышни.
– Прошу оставить нас, милостивый государь, – хриплым басом сказал он, – мала сестрица еще по разным компаниям шляться. Пойдем-ка спать ложиться, Люся.
Брат решительно взял барышню под руку и повел к санитарному отделению. Она так и шла – съежившись и опустив голову.
Когда Тараканов подходил к кают-компании, ее дверь раскрылась настежь и на палубу буквально вывалились Дуцкий и Роза. Певица схватила голову приисковика двумя руками и с такой страстью впилась ему в губы, как будто хотела выпить из него всю кровь. Осип Григорьевич как можно бесшумнее ретировался.
Глава 5
Из показаний Володко стало известно, что их с Левенталем последним совместным местом жительства в Париже был Hotel de Winchester, помещавшийся в доме 36 на rue de Londres. Эмилия рассказала, что Роберт в Париже стал представляться Александром Голяшкиным. Согласно журналу учета постояльцев, месье Alexandre Golyashkin выписался из гостиницы на родину. Чины бригады по наблюдению за меблированными комнатами подняли свои алфавиты и установили, что господин Голяшкин ни в какую Россию не уезжал, а перемещался по Парижу, регулярно регистрируясь в различных меблированных комнатах. С последнего своего места жительства он съехал совсем недавно, снова указав, что убывает на родину. Больше месье Голяшкин в парижских отелях, меблированных комнатах и частных домах не регистрировался. Ниточка опять оборвалась.
Хозяин меблированных комнат, в которых Голяшкин прописывался последний раз, – месье Пишон, в десятый раз повторил свой рассказ, в сотый раз проклял своего постояльца и вытер пот со лба.
Кунцевич поднялся со стула, налил воды из графина и подал стакан Пишону. Тот с жадностью отпил половину.
– А много ли было вещей у господина Голяшкина? – спросил сыщик у хозяина меблирашек.
– Один ручной саквояж и дорожный чемодан.
– Он уехал внезапно или заранее предупредил об отъезде?
– Заранее предупредил. Он попросил приготовить ему счет вечером накануне отъезда, утром рассчитался и уехал.
– На чем уехал?
– На такси.
– Вы заказывали мотор?
– Да, я, еще с вечера.
– В каком гараже?
