Все заняли места в мягких креслах, лишь растерянный Шёнмангер-младший остался стоять, не решаясь вклиниться в разговор, хотя было видно, что он еле сдерживается.
Клуфтингер дал Штроблю знак начинать разговор, и тот задал все тот же вопрос о прошлом Вахтера.
— Господа, рано или поздно вы все равно выясните, что тогда произошло, а чести нашего предприятия эти обстоятельства никак не затрагивают… — приступил к повествованию Карл Шёнмангер.
Его отпрыск все-таки не выдержал и грубо перебил:
— Папочка, зачем рассказывать о том, что случилось давным-давно и нас на самом деле не касается? Ты ведь не на допросе, нечего и говорить.
Отец осадил его взглядом:
— Позволь мне самому решать, о чем говорить. Лучше поразмышляй над тем, как ты ведешь себя с нашими клиентами. Сегодня я выяснил кое-что, и меня это очень огорчило, но об этом поговорим позже. А сейчас попридержи язык и веди себя прилично, сын! Господин Клуфтингер, позвольте без обиняков: вам, очевидно, известно, что господин Вахтер являлся специалистом востребованным, пока не случился скандал, радикально подпортивший его репутацию, и ему везде в отрасли отказывали от места…
— Папочка, подумай еще раз: ты можешь повредить нашей репутации! Ты собираешься вытащить на свет божий то, что давно быльем поросло! Не говори ничего. Пусть вызывают повесткой, если нас в чем-то подозревают!
Клуфтингер навострил уши. Ему еще не приходилось сталкиваться с таким яростным антагонизмом, причем в беседе с людьми, которые ни в чем не подозревались и не обвинялись. Трудно было объяснить такую агрессию. Возможно, этот юнец, каким в девяностые дали прозвище «яппи», старается что-то скрыть? Вполне вероятно, разговор даст даже лучший результат, чем он предполагал.
— Господин Клуфтингер, господин Штробль, не принимайте близко к сердцу поведение моего сына. Мальчик, он любит преувеличивать, но хозяин фирмы все-таки я, и решение остается за мной.
Карл Шёнмангер вызывал восхищение. В нем чувствовалась порода. По всему было видно: он рос и мужал вместе со своей фирмой и сохранил идеалы, которые не продаст ни за какие деньги. Он хотел и умел быть жестким деловым человеком, судя по ходившим толкам. Но при этом охотно жертвовал на благотворительные цели, и это тоже ни для кого секретом не являлось. Пусть Карл Шёнмангер не вел активной деятельности в общине Альтусрида, однако считался почетнейшим членом, а такое звание в альгойской деревне без заслуг не давалось. Сын же, напротив, слыл парнем заносчивым и высокомерным — так он держался и в ресторациях, и на деревенских праздниках. Еще поговаривали, будто он делал все возможное, чтобы пожертвования фирмы Шёнмангера на разные нужды общины становились скуднее. Комиссар втайне порадовался тому, как развивается ситуация: юниор отбивается всеми силами от дачи показаний и давит на отца, а тот из одного упрямства выложит все о Вахтере, дабы показать, кто здесь хозяин. Судя по всему, сынок метит на место отца и готов хоть завтра сместить его, желая без помех осуществлять свои далеко идущие планы. Карл Шёнмангер умен, и, разумеется, от его острого взгляда не укрылась жажда сына верховодить, определяя политику производства, однако он еще силен и не даст развалить дело своей жизни. Клуфтингер с интересом ждал продолжения разворачивающейся баталии.
Шёнмангер-старший снова обратился к полицейским:
— Итак! В своем институте Вахтер лабораторным путем нашел способ значительно ускорить процесс созревания различных молочных продуктов: йогуртов, твердых и мягких сыров. Тогда это стало сенсацией. Ведь речь шла не о выигрыше в два-три дня, а об абсолютно революционном методе в сыроделии. Биохимической составляющей этого метода я, конечно, не знаю, но подробно изучил вопрос, поскольку и мы в те годы рассматривали возможность нововведений на нашем производстве.
Петер Шёнмангер скрипел зубами, но пока помалкивал.
— И какими средствами достигалось ускорение процесса? — искренне полюбопытствовал Клуфтингер.
— В общем и целом дело там в видоизмененных бактериальных культурах. Новые культуры выращивались по особой технологии, детали вы можете выяснить у экспертов. Но в специальных изданиях эту методику воспевали как перевод всего молокоперерабатывающего производства на прогрессивный путь. Вначале не имелось никаких сведений о побочных эффектах, только об исключительных преимуществах в издержках производства. Представьте себе, что это значило для нас! Мелкие и средние хозяйства экономили бы колоссальные средства. Продукт созревает на раз-два и через несколько дней или недель уже готов к реализации…
Клуфтингер онемел, ему даже не приходилось подстегивать собеседника. Шёнмангер-младший между тем в бешенстве вылетел из кабинета.
— …А сразу после внедрения товара на рынок возникли проблемы: выяснилось, что продукты оказывают негативное воздействие на здоровье, особенно у пожилых и людей с ослабленным иммунитетом. Наносят тяжкий вред желудочно-кишечному тракту. Понятия не имею, почему этого не выявили тесты на лабораторной стадии. Тут началась паника, изъятие всех партий из оптовой и розничной торговли, фирма не только понесла колоссальные убытки, но потеряла даже испытанную клиентуру, все контракты оказались расторгнуты. И все, персона нон грата на рынке. Вахтера, разумеется, уволили с позором.
«Вон оно что, — размышлял Клуфтингер, — тот скандал, который в свое время старались замять, но уши все-таки вылезли. Интересно, а как Вахтер попал в Кругцелле?» Однако спрашивать не пришлось. Переведя дух, Шёнмангер продолжил:
— Я по своим каналам узнал, что Вахтер отчаянно ищет работу Его не брали ни в одну лабораторию. Шила в мешке не утаишь, никто не хотел попасть в подобное положение, возможно, и с худшими последствиями. К тому же одно имя виновника скандала могло поставить любую компанию под удар. Да, он был виноват в допущенной халатности, каким бы профессионалом ни числился. Поговаривали даже, будто он намеренно сфальсифицировал результаты тестирования, но я в это не верю… Так вот, он искал работу, нам требовался специалист. Дела у нас тогда шли не блестяще. Мы выпускали классическую линейку сыров, и впереди брезжил близкий конец. Знаете, как крупные заводы подминают под себя мелкого производителя? Новые сорта, разнообразные вкусовые оттенки — вот он, абсолютный тренд семидесятых. Спросом начала пользоваться не традиционная продукция высокого качества, а новомодные изыски. Все старались предложить как можно больше новых сортов по приемлемым ценам. Тогда захлестнула волна моды на низкокалорийные продукты. Если мы хотели выжить, требовалось на ходу прыгнуть в уходящий поезд. И Вахтер, возможно, стал нашим последним шансом.
— И как, вы сразу сошлись с Вахтером? — Задавая вопрос, Клуфтингер подумал, что ему необходимо время, чтобы все это переварить.
— Рыночная стоимость Вахтера как специалиста в то время упала, и мы могли себе его позволить. Тем не менее нам пришлось поднатужиться, чтобы создать и оборудовать отдел инновационных разработок. Такого у нас не имелось. Но и выхода не было: либо инвестировать в развитие, либо быть поглощенными крупнейшим конкурентом. Стервятники уже кружили, мы все поставили на карту. И этой картой стал дизайнер пищевых продуктов по фамилии Вахтер. Он оказался на грани, а мы дали ему работу. Но и он знал свою ценность для нас.
