— Все трудишься?
Клуфтингер вздрогнул. Он и не слышал, как вошел Штробль.
— Если не возражаешь, я бы еще поработал с бумагами, — поднял голову комиссар, которого это чтиво увлекло не меньше, чем какой-нибудь закрученный детектив.
— Да ради Бога. Мне еще сидеть и сидеть с этим хламом из квартиры. Извини, занят. — Штробль сделал вид, будто ошибся дверью.
— Евгений, — крикнул Клуфтингер ему вослед, — когда появится Рихард, пусть тебе поможет!
Тут он убивал сразу двух зайцев: Майер продвинет работу Штробля и не будет досаждать ему.
Он снова склонился над стопкой бумаг, пальцем водя по строкам в поисках того места, на котором остановился.
Еще через пару недель в газетах промелькнуло сообщение, что фирма изымает из оптовой и розничной торговли всю партию того самого йогурта. И тут на арене баталий снова появляются имена двух альгойцев: на них списывают всю ответственность за происшедшее. Клуфтингер пролистал газетные страницы и остановился на полицейских отчетах. Коллег из Кёльна.
Кто бы ни составлял эту подборку, поработал на славу. Клуфтингер постановил себе выяснить их имена и выразить персональную благодарность.
Согласно рапортам, состава преступления в действиях обоих фигурантов не обнаружилось. Но их стремительный карьерный рост ушел в «мертвое пике». Судя по короткой информации в отраслевом листке, оба были уволены с волчьими билетами. Однако в ежедневных газетах — ни в альгойских, ни в земельных изданиях — места для этих сообщений не нашлось. Конечно, Клуфтингер удивился, но списал на то, что в восьмидесятые годы люди не были столь восприимчивы к проблемам питания. Фирма постаралась спустить на тормозах все касающееся непосредственно ее. В эту казуистику комиссар даже не стал вдаваться, но отметил: пару раз всплывал термин «рак», однако административных выводов не последовало.
Клуфтингер задумался. Он не помнил, чтобы во времена его юности питанию отводили такую роль. Само собой, понукания вроде «ешь масло, будешь классным» или «яблочко в день снимет всякую лень» в расчет не шли. И в голову не приходило, чтобы кто-нибудь в те времена изучал состав продукта, по меньшей мере среди его знакомых. Вся эта свистопляска началась с первого скандала в розничной сети. И так же незаметно затухла. Тогда. В семидесятые годы. Напрягая извилины, он так и не вспомнил тех событий.
Так. Может, всплывет что-либо еще за эти годы. То дело с фальсифицированным вином, разве оно разразилось не в то же время? Первыми на золотую жилу напали австрияки. Как оно там называлось? Ах да, гликоль. И как он мог забыть? Слово тогда было у всех на устах. Он тогда шутил направо и налево, что вино из Австрии лучше использует как антифриз, чем отважится его выпить…
Хотя нет, он не прав. То дело разразилось куда позже. Конец восьмидесятых вроде бы.
Кажется, в то время привычный мир еще не рухнул.
Да, да, и речи о том еще не было. Хотя к чему речи?
Клуфтингеру вспомнился золотушный одноклассник, как там его звали?.. Точно, Кройцер. Он унаследовал крестьянский двор отца и мечтал превратить его в настоящую ферму. Юный Клуфтингер много с ним спорил. Мартин все время цитировал учителей: увеличивать поголовье, наращивать массу… Он специализировался в то время на выращивании цыплят и завел первую в Альгое птицеферму нового образца. Думал довести поголовье до десяти тысяч. Все в тесных клетках, по рекомендациям научных мужей. О биологии, экологии и тем более защите животных тогда никто и понятия не имел. Равно как и Мартин. Ну да, в семьдесят втором и семьдесят третьем спрос на куриное мясо превзошел все мыслимые пределы. А затем в те же годы заголовки запестрели сообщениями о сальмонелле. Вроде бы как из-за плохого содержания. Многие тогда озаботились проблемой, но широкого резонанса не произошло. А вот для птицефермы Мартина это стало концом. Сейчас, по слухам, Мартин работал на большой промышленной свиноферме где-то на севере Германии. По крайней мере это последнее, что Клуфтингер о нем слышал.
На памяти комиссара то было время последних дискуссий о продуктах питания. Этим, возможно, объяснялось то, что кёльнский скандал — а по нынешним масштабам те события именно так и можно квалифицировать — СМИ не раздули. На счастье Вахтера и Лутценберга, подумал Клуфтингер. Оба хоть и потеряли работу, но публично их не пригвоздили к позорному столбу. Клуфтингер даже подозревал, что мало кто в Альгое вообще узнал об этом. Сам он мог лишь смутно припомнить дальние отзвуки. Наверное, поэтому Шёнмангера и не волновало прошлое Вахтера. Оно имело значение только для акул большого бизнеса, а там для него все двери оказались закрытыми. Зато в Кругцелле сделали ценное приобретение, какое в иных условиях оказалось бы Шёнмангеру не по карману. Опять же во времена, когда газеты пестрят заголовками о вредных веществах в картофельных чипсах, вызывающих рак, о коровьем бешенстве
[6] и свином гриппе, не возникало опасности, что какой-нибудь петух прокукарекает о давно забытых скандалах.
Клуфтингер изучил уже полпапки документов, но удовлетворения от полученной информации не испытывал. Он уже в деталях знал, как и почему оба фигуранта сбились с млечного пути, но так и не отыскал главного: почему их дорожки разошлись?
Клуфтингер принялся листать дальше. Конкретного ответа он не получил, но, судя по всему, они поцапались из-за своих исследований. Он закрыл папку и посмотрел на часы: без четверти двенадцать. Даже не заметил, как пролетело время. Да, чтиво оказалось занимательным, хотя обычно его не слишком увлекали архивные изыскания.
Он, кряхтя, поднялся, потянулся, размял ноги и пошел заглянуть в кабинет, где Майер, Штробль и Хефеле корпели, зарывшись в горы папок, книг, бумаг и бумажек. Клуфтингер едва удержался от вопроса, готового сорваться с языка: видят ли еще они за деревьями лес? Вместо этого деловито осведомился:
— Нашли что-нибудь?
— Хорошо, что ты зашел. Нашли. Кое-что и в самом деле интересное. — Штробль протянул ему пару листов.
Комиссар мгновенно распознал в них выписки из счетов и оживился:
— Не томи, в чем тут дело?
— Лутценберг проявил себя очень аккуратным малым, по крайней мере в отношении финансов. Он подшивал все свои выписки. Обычные движения денежных средств на счетах, которых мы обнаруживаем все больше. — Штробль повел пальцем по строкам. — Жалованье, квартплата, телефон, снятие через терминал, кредитные карты и прочее. А вот теперь главное: за последние шесть месяцев он вносил деньги наличными. И всегда вполне божеские суммы. Смотри! От пятисот до четырнадцати тысяч евро. Здесь бросаются в глаза три факта. Во-первых, до этого он ни разу не делал взносов наличными, мы проверили. Во-вторых, все не превышают пятнадцати тысяч, то есть останавливаются у границы, когда по закону об отмывании денег банк должен сообщать о платеже. И в-третьих, сложи-ка все эти суммы… — Штробль многозначительно переглянулся с коллегами, которые вместе с ним прорабатывали финансовые документы, — за эти шесть месяцев набежала кругленькая сумма в сто тысяч евро!
