Клуфтингер присвистнул.
— Что же вы мне раньше не сказали?
— Ты же просил тебя не беспокоить. — В голосе Штробля послышались нотки обиды.
Клуфтингер поднял глаза и заметил, что вся троица ожидала от него большего восторга, поэтому поспешно добавил:
— Хорошая работа, ребята. Просто отличная!
Их физиономии тут же просветлели.
— И что теперь? — спросил Майер.
Комиссар поднял взор к потолку и с небольшой заминкой ответил:
— Разумеется, неплохо бы выяснить, откуда он получал деньги. Но это, как пить дать, станет самым трудным делом. Когда возьмем его, это будет первый вопрос, который ему зададим. А пока разгребайте дальше его кульбиты, связанные с финансами. Пороемся в прочих бумагах, может, что и выплывет. Как он хотел потратить деньги? Не запасся ли буклетами турфирм? Или автомобильными каталогами? Не приобретал ли недавно особо дорогих вещей? Не покупал ли путевку или не бронировал билеты самостоятельно? И вообще, по средствам ли жил в последнее время? Возможно, есть еще поступления с других кредитных карт, о которых мы пока не знаем. Вполне допустимо, у него имелся, так сказать… приработок.
Оторвав взгляд от потолка, комиссар оглядел коллег по кругу. Те выжидающе смотрели на него.
— Ладно, раз такое дело, поехали! — Он хлопнул в ладоши, подхватил стопку бумаг и, пристроившись за тем же заваленным столом, вместе с остальными углубился в изучение документации.
— Да. Фрау Клуфтингер.
Слава Богу, они говорят и по-немецки! Или нет? Клуфтингер вознес небесам короткую молитву. Он только что набрал четырнадцатизначный номер испанского крова жены. Целый день он боролся с собой и вот, придя домой, все-таки победил свою неуверенность. Больше всего на свете он боялся, что придется говорить на иностранном языке, и до последнего надеялся на звонок самой Эрики. На всякий случай он запасся парой-другой фраз из немецко-английского разговорника для туристов и сейчас разложил заметки перед собой. Но в душе не переставал молиться, чтобы не пришлось их применять.
Услышанное в трубке превзошло его самые мрачные ожидания: абракадабра на смеси английского и испанского. Деваться было некуда, и он отважился:
— Well, am… The room of Mrs. Kluftinger, please
[7]… Что?.. Клуфтингер!.. Да, черт побери, фрау Клуфтингер. Эрика… Клаф-фин-джер. Эрика Клаффинджер. Kei, ell, ju, eff, tee… Тьфу, two
[8]… Yes, Клуфтингер и Ландхаммер… Thank you very much, good night
[9].
Он сделал это! Раздался щелчок и гудок, значит, они соединили его с номером Эрики.
— Алло.
— Наконец-то ты на проводе, милая! Они обязаны говорить по-немецки на ресепшене! О Боже, золотко, мне так одиноко без тебя!
— Добрый вечер, господин Клуфтингер. Одну минуту. Сейчас дам Эрику.
Клуфтингер окаменел. Это он фрау Лангхаммер назвал «золотком»? Ему и жену-то называть ласковыми именами стоило неимоверных усилий. Лишь в исключительных случаях он делал ей приятное. И снова страх сковал его члены: эта Лангхаммер непременно выложит горяченькую новость мужу…
Из кадров фильма ужасов его вырвал голос Эрики:
— Привет. Как дела? Домой приходишь вовремя?
— Не беспокойся, Эрика, все как водится. Послушай, с моим делом об убийстве… Мы знаем, кто был тогда на кладбище!
— Вы нашли убийцу?
— Нет, но у нас есть подозреваемый. Что творится в конторе, полное сумасшествие! — Он не заметил, как назвал президиум «конторой». Впрочем, каждый служащий в Альгое шел на работу «в контору», не важно, что это было за учреждение.
— И кто он такой?
— Не поверишь, сын друга того.
— Кого «того»?
— Ну, этого… ну, который Вахтер.
— Ой! Это нечто. Ах, и меня нет рядом, когда ты так пашешь! Я все время думаю о тебе, мой пупсик!
— А Лангхаммер в комнате? Она слышит наш разговор? — ужаснулся Клуфтингер.
— Мне очень жаль. — Большего на данный момент Эрика сказать не могла, чтобы не усугублять ситуацию, хотя ласкательное имечко, предназначенное только для общения тет-а-тет, она явно употребила намеренно.
— Ну спасибо, удружила! И именно перед этой… Большое тебе спасибо! Сколько раз я просил тебя оставить всех этих «пузанчиков» и «пупсиков»! Мужику за пятьдесят. А ты еще и на людях! Теперь она покудахтает со своим доктором! Как мне ему в глаза смотреть?
— Мне жа-аль, — прошептала жена, хотя раскаяния в ее шепоте не чувствовалось.
Она посчитала инцидент исчерпанным и вернулась к нормальному разговору обычным голосом. Еще немного поговорили о делах Клуфтингера, причем Эрика то и дело восклицала: «пресс-конференция?», «само Баварское управление?», «по телевизору?». Она умело разыгрывала восхищение и терпеливо выжидала знака, когда можно будет перескочить на свои новости.
— А как у вас? — наконец спросил Клуфтингер, и Эрика смогла приступать.
— Бай, знаешь, это просто фантастика! Здесь все так благородно. А отель — экстра-класс! И представь себе, но утрам полный набор велнес-процедур. Прямо улет!
— Угу, — буркнул Клуфтингер, услышав говорящую рекламу туристического агентства.
— И люди все такие милые. Еда — просто сказка! Все совершенно свежее, много овощей, фруктов. На завтрак, не поверишь, подают коктейль из свежевыжатых фруктов. Представляешь, в саду отеля растут даже апельсины. И все такое ухоженное. А сегодня у нас была экскурсия в глубь острова. На маслобойню. Там жернова до сих пор ворочают лошади. Я купила бутылку оливкового масла, тебе понравится. Натуральное. Чисто природный продукт.
Эрику Клуфтингер понесло. Она описывала свой отпуск одними восклицательными предложениями. О чем она там рассказывала, Клуфтингер не вслушивался. В речь, журчащую мимо, как весенний ручеек, он изредка кидал камушки вроде «да?», «ах так?», «ну надо же!», «гм», «хм». Сын однажды назвал такое его мыканье «избыточными невербальными средствами для поддержания коммуникации», если он ничего не перепутал в терминологии.
— А что Лангхаммерша? Вы уживаетесь? Она тебя не нервирует?
— Да нет, что за вопрос! Мы прекрасно понимаем друг друга. И уже познакомились с такими милыми людьми!
Клуфтингер понял, что пора закругляться. Это была уже не его Эрика. Начиная от «так благородно» и кончая «улетом».
— Ну ладно, — подытожил Клуфтингер, но жена не дала ему так просто выскользнуть и задала еще один вопрос, громко нашептанный фрау Лангхаммер:
