— Нет, он вырвал у меня трубку из рук, — с ясным взором ответила старуха.
В принципе она права, подумал Клуфтингер. Наверное, надо было дать им время на разговор. Возможно, тогда он знал бы сейчас больше. Возможно…
Он злился на себя. Ситуация вышла из-под контроля. Если еще недавно след Лутценберга просматривался, теперь тот станет осторожнее и запутает следы. Звонок только все усложнил.
— Шеф?
Голос Штробля выдернул его из размышлений. Задним числом он осознал: Евгений уже не в первый раз обращается к нему.
— Что?
— Я говорю, едем в президиум, или ты думаешь, он позвонит еще раз? Может, у тебя есть предположение, где он сейчас находится?
На повторный звонок Клуфтингер не рассчитывал, как и представления не имел, где сейчас может быть подозреваемый.
— Поехали, — коротко отрезал он. — Коробку не забудь!
Андреас мог видеть обоих полицейских. Из засады открывался хороший обзор, а он оставался незамеченным. Один что-то нес под мышкой. Наверное, собранные им документы, поэтому комиссар и говорил, что они все знают. Возникло мимолетное желание выйти. Но он отмел эту мысль. Они предъявят ему обвинение. Он уже давно предполагал такую возможность, но четко осознал ее только на кладбище. Кем была та женщина, которая указала на него комиссару во время похорон? Он ее не знал. Может быть, не стоило так реагировать? Может, она просто обозналась? Но его нервы находились на пределе. Поэтому-то теперь так важно сохранять холодную голову. Слишком многое поставлено на карту. Во второй раз он не должен рисковать собой очертя голову. Нет, теперь нельзя идти с повинной. Надо собрать больше информации.
Темно-зеленый «пассат» уже скрылся из виду, но он на всякий случай выждал еще с час и только потом зашагал в другую сторону.
Всю дорогу до президиума Клуфтингер пытался в деталях восстановить телефонный разговор. На этот раз Майер с его диктофоном еще как пригодился бы, но теперь поздно говорить! Надо встряхнуть свою память. В голове крутилась какая-то фраза, но никак не удавалось поймать ее за хвост. Она тенью ложилась на все другие. Клуфтингер постарался сосредоточиться на отдельных мыслях и выстроить их в логическую цепочку, но та, которая крутилась, казалась ключевой и вроде бы прозвучала под конец…
Вот! «Все не так, как кажется на первый взгляд».
— Что, прости?
Оказывается, он произнес фразу вполголоса.
— Что? Ах это. «Все не так…» или «не все так, как кажется на первый взгляд». Это сказал Лутценберг по телефону.
— Звучит как азбучная истина.
— Наверное. Но возможно, этим он хотел нам что-то сказать.
— Что ты имеешь в виду?
— Сам не знаю. Может быть, мы что-то упускаем. Не знаю. Я уже ничего не знаю.
Комиссар в сердцах стукнул кулаком по коробке, которую они забрали из комнаты Лутценберга. Штробль промолчал. Он, вцепившись обеими руками в руль, следил за дорогой.
— Там было что-то еще. В разговоре. Но сейчас никак не приходит на ум… — Клуфтингер наморщил лоб.
— О его причастности? — Штробль сделал попытку помочь шефу.
— Я… нет, точно не знаю…
В кармане он зажал в кулак ключ. Прикосновение холодного металла придало ему уверенности, когда он вышагивал к своему автомобилю. Ключ приносил успокоение, поскольку являлся символом крова, который станет ему убежищем по меньшей мере на остаток дня и предстоящую ночь.
А потом придется принимать решение, от этого никуда не деться. Каждый следующий шаг будет связан с большим риском. Но сегодня можно передохнуть. Он улыбнулся, вспомнив, как бабушка непременно хотела напоить его чаем и все уговаривала остаться ночевать. Добрая душа. В ее мире все ладно и просто, никаких забот, мучающих его. Оставалось только надеяться, что она, с ее чистой душой, вняла его настоятельной просьбе и не выдаст, что он наведывался к ней.
Как хорошо было бы жить в этом беззаботном мире, думал он, поворачивая на едва приметную тропку. Но однажды он принял решение. Во всяком случае, дал делу ход. Если бы он не стал копать под Вахтера…
Улыбка замерла на губах. Правильно ли он поступил? Не лучше ли было все оставить как есть? И зачем только он решил разыгрывать из себя ангела-мстителя! Но с другой стороны, если бы он ничего не предпринял, оно разъело бы его изнутри. Погубило, как отца. Он оказался свидетелем его разрушения. Потрясение от предательства Вахтера — сам отец никогда не употреблял этого слова, но так оно и было, — слишком глубоко засело в нем. Отец от него не оправился. А сколько идей осталось не реализовано, ведь именно отец — в этом нет никаких сомнений — являлся мозгом в том научном дуэте. Косвенным доказательством послужило то, что в одиночку Вахтер так и не смог преподнести ни одного открытия, сравнимого с тем.
Вахтер паразитировал на таланте отца. Отец был очень ответственным ученым, не таким бессовестным, как Вахтер. Он знал: в их исследованиях есть скрытые риски. Он предупреждал о возможной канцерогенности новой культуры бактерий. Это Андреас знал по скупым рассказам отца о тех временах.
Но Вахтера манили быстрые деньги. Кроме того, он хотел как можно скорее видеть результаты на молочной ферме, которую они купили в складчину довольно дорого. Поэтому Вахтер пренебрег опасениями отца и дал продукту «зеленую улицу». Как он при этом сумел обойти экспертизу, даже для отца осталось загадкой.
Андреас подозревал, что Вахтер просто подделал ряд отчетов. Тщательного анализа тоже не проводилось, поскольку отец никогда не выносил своих сомнений на публику. Но Вахтер-то все знал! И тем не менее дал добро на свободную продажу. В отсутствие отца, который в то время оказался в отъезде. И даже в известность не поставил. Когда отец вернулся, дело было сделано. Уже тогда отцу стоило задуматься о моральных качествах своего «друга». А дальше все развивалось еще страшнее. Но и тогда отца сразил не столько конец карьеры и научной деятельности, сколько тот факт, что лучший друг не только обманул его, но и подставил.
Андреас добрался до своей машины. Гроза унеслась, но в воздухе все еще пахло озоном и влажной землей. Он вдохнул полной грудью. Перед глазами неотступно стоял образ отца на больничной койке. Его запавшие, в черных кругах глаза, измученный взгляд. Но и в этот момент он не переставал думать о бывшем попутчике. «Оставь это», — прошептал отец бескровными губами, и это были его последние слова. Андреас понял, чего хотел отец, но не стал обещать того, чего выполнить не сможет.
Андреас постоял еще минутку у машины. Потом кивнул сам себе и приготовился ехать. Он все сделал правильно.
— Пропади все пропадом! Где теперь искать этого Лутценберга? — Клуфтингер обращался скорее к себе, но обвел суровым взглядом собравшихся коллег.
— Розыск пока не дал результата, — сообщил Майер. — Ни наш, ни международный.
Клуфтингер встал с кресла и принялся расхаживать вдоль массивного стола.
