Глава четвертая
И мертвые ждут рассвета
за дверью ночного бреда.
Ф.-Г. Лорка
…Она сидела на заднем сиденье «жука», откинувшись на жесткую спинку. Сквозь грязное лобовое стекло было видно, как размахивающий руками лейтенант о чем-то договаривается с угрюмым, похожим на лешего мужиком.
Инге ужасно хотелось спать. Наверное, защитная реакция организма, как у ребенка. Одна ее подруга всегда наказывала дочку перед сном, если хотела, чтобы та побыстрей угомонилась…
Ресницы слипались, теплая влага равнодушия насквозь пропитала все тело, делая его вялым и непослушным. Равнодушие… это когда душа равна… чему? Чему сейчас равна ее душа? В городе было бы тяжелее… в городе – где она своя, родная… Звонок в дверь, скрежет лифта, крики мальчишек во дворе – все напоминало бы о случившемся. А здесь, в железной коробке, впитавшей пыль и пары бензина, жизнь с ее наказаниями перед вечным сном выглядела придуманной и отстраненной.
Здесь, внутри, ее душа равна ничему. И лишь в затерянных дебрях сознания утомительно били остановившиеся часы, вращая ржавыми шестернями. Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…
– Что?.. Зачем? Зачем это?!
Лейтенант помогал ей выбираться из машины.
– Осторожненько, – приговаривал он, и лицо грустного клоуна напудренной луной раскачивалось в сумерках. – Не споткнитесь… Эй, дед, ты б крикнул своим, пусть постелят! Прошу вас, госпожа Линдер, сюда…
Перед Ингой на миг возникла заросшая кудлатой бородой физиономия. Крохотные глазки утонули в набрякших веках, волосатый рот слабо шевелился, и многочисленные складки кожи вызывали в памяти черепашью морду.
«Поднимите мне веки! – вспомнилось Инге. – Поднимите мне веки!.. поднимите…»
– Да или нет? – требовательно спросил леший со странной интонацией. – Ты не молчи, баба, ты говори, быстро говори… Да или нет?
«Да или нет?» – мягко шепнул Анджей из сизой мглы, и Инга поняла, что спит.
«Да или нет, мама?» – пискнул Талька, и невесело улыбнулся стоящий за ним Бакс.
– Ну? – ударили в пятнадцатый раз часы.
«Да! – хотела ответить Инга, видя, как знакомые силуэты тают, расплываются в дымчатой тьме. – Да…» Но губы помимо воли дрогнули, рождая совсем не то, что хотелось, другое, новое; и на смену равнодушию вдруг пришли спокойствие и уверенность.
– Нет… нет.
– Ты что, дед, сдурел?! Так-то ты гостей принимаешь, пень трухлявый?!
Возмущению лейтенанта не было предела.
Дед еще некоторое время смотрел на сонную Ингу, потом кивнул, словно соглашаясь со своими дремучими мыслями, и заорал пронзительно и дико:
– Ганцю! Стели постелю, курва ленивая! Живо!..
– В хате? – донеслось от невидимого в темноте дома.
– Не… во флигеле стели-и-и!.. где крыша чинена…
Глава пятая
Есть души, где скрыты
увядшие зори,
и синие звезды,
и времени листья…
Ф.-Г. Лорка
Проснулась она рывком, сразу, и долго не могла сообразить, где находится и как сюда попала.
– Энджи… – робко позвала Инга, и мгновенно вернувшаяся память обожгла ее свистящим бичом.
Слабый звездный свет пригоршнями сыпался в узкое окошечко под потолком, напоминавшее бойницу древнего замка; рассеянное мерцание удивительным образом гармонировало с легким звоном потревоженных пружин кровати – и Инга сидела, успокаивая дыхание и пытаясь разобраться в очертаниях предметов вокруг себя.
Снаружи донеслось гнусавое повизгивание. Пауза. Визг сменило недовольное хрюканье и шорох – словно комья земли осыпались со свежего могильного холма.
– Кто там? – шепотом спросила Инга, проклиная себя за идиотское сравнение.
Тишина. И легкий удаляющийся топоток.
Повинуясь неведомому порыву, Инга встала, одергивая спортивную блузу – сам факт переодевания оставался для нее тайной за семью печатями, – и шагнула вперед. Глаза мало-помалу привыкли к скудному освещению, да и дверь в дальнем углу помещения оказалась приоткрыта.
Из щели зябко тянуло ночной прохладой.
Замерев на пороге, Инга прислонилась к дверной створке, передернула плечами, сбрасывая со спины холодное прикосновение свежего воздуха, – и, оглядев выбеленный луной двор, собралась возвращаться назад, в тепло.
Шорох. И утробное бурчание возле изгороди, похожей на гнутую решетку.
Инга вздрогнула.
Белесое пятно зашевелилось, ткнулось в ограду и принялось ворочаться, разбрасывая вокруг себя черные куски перекопанной земли.
Свинья. Обычная жирнющая хавронья, раздраженно похрюкивавшая в тесноте кольев и упрямо лезшая наружу по своим свинячьим делам. Приходи к нам, мама свинка, нашу детку…
Инге пришло на ум слово «супоросая» – хотя она не помнила точно, то ли это хрюшка перед родами, то ли после. Судя по брюху королевы свинарника, предпочтительнее было первое.
Животное наконец протиснулось между кольями, попав в полосу лунного луча, и Инга поразилась величине свиньи. Она всегда полагала, что эти звери должны быть немного поменьше. Породистая, наверное, или беременность сказывается…
Свинья неожиданно резво припустилась по лунной дорожке, услужливо расстеленной щербатым светилом, – и в считаные секунды скрылась из виду.
«Волки сожрут, – мелькнуло в Ингиной голове, еще тяжелой от сна. – Или это она их сожрет… вон, какая здоровенная…»
Махнув рукой на удравшую скотину, Инга почувствовала, что хочет пить. Будить хозяев она постеснялась и принялась оглядываться по сторонам в поисках водной колонки или чего-нибудь в этом роде. В двадцати шагах от себя она обнаружила некое подобие рукомойника, чьи металлические бока глянцево отражали лунный свет.
Инга спустилась с невысокого крылечка, сделала шаг, другой – и охнула, припадая на колено и хватаясь за рассеченную ступню. Рядом, наполовину утонув в земле, рукоятью вверх торчал нож.
Нож. Простой кухонный нож, каким удобно резать хлеб или чистить картошку.
Инга боязливо тронула рукоять. Тонкий металл лезвия спружинил, и нож закачался причудливым цветком, сомкнувшим лепестки на ночь. Вдоль блестящего лезвия протянулась быстро темнеющая полоска – Ингина кровь.
Порез оказался неглубоким. Инга потерла его ладонью и обнаружила поодаль еще один вбитый в землю нож. Охотничий, с широким мощным клинком и хищным желобом кровостока. Рядом с ним, отступив на два локтя, возвышался тесак для резки мяса – будто суровый ржавеющий патриарх подле молодого бойца, пришедшего на смену.
