Как раз в это время из-за изгороди показался следующий гость. Вот ему больше подходило выйти из чащи – жилистый, крепко сбитый, с открытой улыбкой на загорелом лице, пришелец поминутно встряхивал головой, отбрасывая назад роскошный русый чуб, падающий ему на глаза. Одет гость был в линялый камуфляжный комбинезон. За плечом у него болтался автомат со складным прикладом, на поясе – подсумки, о содержимом которых Инга могла только догадываться.
Кроме того, гость был не один. Рядом с ним важно и вместе с тем пружинисто вышагивал – да-да, именно вышагивал! – здоровенный тигр, и в лучах заходящего солнца его лоснящаяся шкура отливала бронзой с полосами патины.
Это было красиво.
Это было страшно.
И захотелось бежать. Подальше от русоволосого автоматчика и его клыкастого спутника.
Но так считала Инга. А кое-кто так не считал. И тоже собирался бежать – но совсем в другом направлении.
С рычанием метнулись из-за заборов ближайших хат, стелясь по земле, серые тени. Их было много, около десятка, и тигр замер как вкопанный, косясь поочередно то на своего десантника, то на прихрамывающего вожака волчьей стаи. Двое волков не преминули воспользоваться моментом тигриной растерянности – если такое сочетание в принципе возможно, – но из их стремительного броска ничего не вышло. Тигр одним движением отшвырнул их в сторону, и Инга неожиданно подумала, что сделал он это на удивление аккуратно. Аккуратно – в том смысле, что не разорвал в клочья; а так оба серых забияки летели довольно долго, аки птицы небесные, прежде чем приземлиться в кусты.
Потом тигр возмущенно рявкнул, в хате задребезжали стекла, а оставшиеся волки было попятились, но быстро оправились и снова двинулись вперед, рыча и припадая к земле.
Неизвестно, чем бы дело кончилось, но тут в происходящее вмешались два новых персонажа: веселый гость с коротким автоматом и угрюмый Черчек с увесистым березовым поленом.
Дед немедленно покрыл волков на чем свет стоит, от фундамента до тридцать третьего этажа, подкрепляя свои слова весомым березовым аргументом, и серая армия поспешно отступила – Черчека волки явно боялись больше, чем тигра. А незнакомец в комбинезоне чуть ли не повис на утробно ворчащем тигре, что-то бормоча в его ухо, – и успокоил-таки, утихомирил, после чего они вместе мирно вошли через калитку во двор.
– Здорово, мужики! – крикнул гость от калитки, увидел Ингу с Иоганной и вскинул руки в извиняющемся жесте. – О, да здесь дамы! Рад познакомиться, Даниэль и Рыки. Я – первый, он – второй.
Даниэль ткнул пальцем в тигра, который почему-то неотрывно уставился на Ингу, что ту весьма смутило.
– Вы его не бойтесь, – поспешно заявил Даниэль, почуяв натянутость ситуации. – Если его не обижать…
– Его обидишь, – проворчал в ответ вспотевший от трудов праведных Черчек. – Ты это моим волкунам расскажи. Сам знаешь – про кошку с собакой…
– Ну чего ты, дед, зудишь? – пожал плечами автоматчик. – Вроде ж обошлось все?
– Обошлось… Ты б еще под полнолуние приперся – тут бы такое было!
Во дворе показался расхристанный и тяжело дышащий Йорис. Он бочком подобрался к Даниэлю, следя, чтобы тот отгораживал Йориса от тигра, и неуверенно протянул гостю руку:
– Не серчай, парень, это мы сгоряча…
Рыки подозрительно скосился на Йориса, фыркнул в усы, но, видимо, счел инцидент исчерпанным и разлегся на траве, жмурясь и исподтишка разглядывая присутствующих.
А потом гости повалили один за другим. Их было много. Инга даже приблизительно не могла бы сказать – сколько. Десять? Двадцать? Сто двадцать? Или это просто в глазах двоится?..
Мелькали лица, шуршали одеяния – от современных до средневековых, от щегольских костюмов до грязных и драных лохмотьев; раздавались выкрики и затевались беседы на мыслимых и немыслимых языках, и Инге уже начинало казаться, что она почти все понимает, а чего не понимает – это как раз та капля, которой ей не хватает до полного сумасшествия.
Взгляд тонул в калейдоскопе незнакомых лиц и фигур – но Инга все же сумела выделить для себя из толпы четверых гостей, на которых взгляд останавливался чаще всего, словно цепляясь за спасительные островки спокойствия в бурлящем, изменчивом, Неприкаянном море.
Внешне эти четверо совершенно не походили друг на друга. И все же… Было между ними что-то общее.
Молодая белокурая дама в бальном платье, словно сотканном из воздуха, и высокий седеющий кавалер в строгом фиолетовом камзоле, лосинах и ботфортах. На боку у кавалера болтался узкий меч или шпага – Инга не разбиралась в оружии и никогда не одобряла Талькину страсть к этому делу. Вот, чуть не подумалось – при жизни не одобряла…
Итак, дама и кавалер. То ли супруги, то ли влюбленные. Во всяком случае, они все время находились вместе, и эту пару знали, похоже, почти все. Зато сами они поздоровались, как с давними знакомыми, лишь с Бредуном и франтом Момушкой – те так и сидели рядышком на бревне у калитки, приветствуя гостей.
Эта пара (не Момушка с Бредуном, а блондинка с ее долговязым спутником в камзоле) буквально завораживала Ингу. Один раз ей удалось поймать взгляд дамы – и Инга чуть не утонула в двух бездонно-черных, сияющих омутах, странно спокойных и печальных, словно их хозяйка уже давно забыла то, что остальные еще только пытались узнать.
Забыла. И понимала, что – зря.
«Те, кто родился, – придут. По крайней мере двое. За них я ручаюсь», – вспомнились Инге недавние слова Бредуна.
Кармики.
Дурацкое слово.
Оно к ним совершенно не подходило.
…А вот веселый, немного подвыпивший парень с азиатской внешностью возникал поочередно возле каждой компании – и большинство косилось на него с недоумением. Даже Бредун, а уж ему-то недоумение было совсем не к лицу.
На парне болтались какие-то экзотические обноски, похожие на восточный халат и безрукавку после того, как по ним прошлась рота солдат в грязных сапогах и напоследок проехалась обозная телега. Эта рвань с успехом могла принадлежать как бродяге времен пророка Магомета, так и его вполне современному коллеге.
Только на забитого бродягу парень походил в последнюю очередь. Было в нем что-то от затаившегося до поры до времени хищника – впрочем, хищника обаятельного и пока миролюбивого. И, оставаясь в недолгом одиночестве, раскосый крепыш поглядывал на остальных Неприкаянных, как дедушка на толпу расшалившихся внучат.
В общем, Инга не позавидовала бы тому, кто разбудил бы зверя, дремлющего в беззаботном веселом оборванце со старыми глазами.
…Прости меня, я твой тревожу сон
Всей силой самодельного обряда.
Прости меня, я твой тревожу сон:
Я – воин обреченного отряда…
[1]
Рядом с Бредуном примостился на редкость тощий мужчина лет сорока на вид – хотя, похоже, для Неприкаянных понятие возраста не имело никакого смысла. Сидя у ног Бредуна прямо на земле, тощий и белобрысый гость перебирал струны непонятного инструмента, смахивающего на пятиструнную гитару с удлиненным грифом. Звук у инструмента был на удивление чистый и прозрачный, вроде лютни, и Инга подошла поближе, вслушиваясь в музыку и слова рождающейся песни…
