Когда член его свиты летом этого года был посвящен в рыцари, Иоанн богато одарил его.
«Король и пр. шерифу Саутгемптона: приветствие. Мы повелеваем тебе дать Томасу Эстерми, нашему лакею, багряное платье с хорошим полотняным плащом, и еще одно платье, зеленое или коричневое. А еще седло, пару вожжей, дождевик, ложе и пару полотняных простыней, поскольку он стал рыцарем. То, что ты потратишь на эти вещи, будет возмещено тебе казной. Засвидетельствовано мною лично в Бристоле, в семнадцатый день июля».
Падение Шато-Гайяра открыло Филиппу дорогу на Руан, и хранители нормандских замков в большой тревоге стали посылать гонцов к Иоанну. Они сообщали, что оказались в гибельной ситуации, и предупреждали, что годовое перемирие подходит к концу и они должны будут или сдать замки Филиппу, или лишиться заложников, которых ему передали. Иоанн ответил, что им не стоит ждать от него помощи и каждый должен поступить так, как сочтет для себя наилучшим. Нормандская знать интерпретировала этот ответ как молчаливое отречение Иоанна от герцогства Нормандия и освобождение их от всех обязательств. Ведь феодальные узы — это не только обязанность вассала служить своему сеньору, но и обязанность сеньора защищать своего вассала.
Не встречая сопротивления, Филипп овладел Нормандией, Туренью, Анжу и Пуату, за исключением замков Рошель, Туар и Ньор. Иоанн принял новость об этих позорных и катастрофических потерях с необъяснимым безразличием. Из всех огромных континентальных владений, которые он унаследовал, теперь у него осталась только доля его матери. Роджер Вендоверский пишет: «Когда все это рассказали английскому королю, он наслаждался радостями жизни с королевой, в компании которой он верил, что обладает всем, что только может пожелать. Более того, он испытывал уверенность в безмерности богатств, которые он собрал, как будто этим мог вернуть утраченные территории».
Нормандия и Англия были объединены под властью одной короны в течение 138 лет. Свободные связи между двумя странами теперь прервались. В результате высшие классы стали более английскими по характеру и чувствам. С английской точки зрения утрата Нормандии была положительным моментом. Англичане никогда не получали доходов от герцогства, напротив, усилия короля сохранить его означали постоянный расход людских и материальных ресурсов, которые могли бы с большей пользой использоваться дома. Многие графы и бароны имели поместья и в Англии, и на материке, и теперь требовался раздел. Некоторые семьи разделили свои владения между двумя ветвями; другие, имевшие большие владения в одной из стран, предпочли пожертвовать меньшей частью собственности ради большей. Иоанн сделал исключение для Уильяма Маршала и позволил ему дать вассальную клятву Филиппу за земли в Нормандии, хотя это и означало, что Уильям теперь не сможет обратить оружие против своего сеньора.
— Я знаю, ты верный человек, — сказал ему Иоанн, — и ничто не в силах заставить тебя отвернуться от меня. Присягни ему. Ведь чем больше ты имеешь, тем лучше сможешь служить мне.
Иоанн провел Рождество 1204 года в Тьюксбери. Зима оказалась необычайно суровой, и с 14 января до 22 марта все сельскохозяйственные работы приостановились. Это привело к неурожаю. Стоимость зерна взлетела, в стране воцарилась нищета. Король приказал Хью Невиллу кормить сто бедняков в Марлборо и велел баронам казначейства возместить его расходы.
Последней большой военной операцией Иоанна стало освобождение Миребо 1 августа 1202 года. После двух лет необъяснимой летаргии он внезапно пробудился к действию и начал собирать армию. 3 апреля 1205 года он приказал всем шерифам объявить на своих территориях призыв. Все английские рыцари должны были разделиться на группы из десяти человек, из которых один будет служить «для защиты нашего королевства, сколько потребуется», а остальные девять должны были обеспечить его лошадьми, оружием и двумя шиллингами в день на расходы. Если кто-то из рыцарей не подчинится этому приказу, он и его наследники лишатся земли навсегда, без перспективы получить ее снова.
На неделе после Троицы Иоанн собрал большую армию и флот в Портсмуте и приказал баронам присоединиться к нему там. Хьюберт Уолтер и многие другие члены совета попытались отговорить его от экспедиции. Возможно, они понимали, что уже поздно возвращать территории, на которых прочно обосновался Филипп. Может быть также, что таинственный распад характера короля в последние годы, когда он погрузился в вялую лень, так непохожую на бешеную энергию отца и брата Ричарда, лишил Иоанна последних остатков доверия баронов, заставил усомниться в его упорстве и способности выдворить Филиппа со своих территорий.
Уильям Маршал тоже сделал попытку отговорить Иоанна, что привело к весьма неприятной сцене. Иоанн сидел на берегу в Портсмуте, в окружении своей свиты, и смотрел на море. Он призвал к себе Уильяма Маршала и в присутствии двора заявил, что тот вступил в союз с королем Франции против него Уильям, уязвленный до глубины души, ответил, что он не вступал в союз с Филиппом. Все, что он сделал, — это дал вассальную клятву за земли на континенте, принадлежащие ему, да и то предварительно испросив разрешения Иоанна.
Иоанн предложил баронам рассудить это дело. Уильям, в великом горе, снял головной убор и торжественно повторил, что имел разрешение Иоанна на вассальную клятву Филиппу.
— Я это отрицаю! — закричал Иоанн. — Но я буду терпелив с тобой. Ты отправишься со мной в Пуату, сразишься с королем Франции, которому присягнул на верность, и поможешь вернуть мое наследство.
Уильям запротестовал:
— Я присягал ему и потому не могу выступить против него с оружием.
Иоанн торжествующе завопил:
— Видите, милорды, он этого не отрицает! Вот какие вещи иногда вскрываются. Он говорит, что присягал Филиппу, значит, является его человеком и не пойдет со мной.
Уильям снова заявил, что не был неверен Иоанну, дав клятву Филиппу, и предложил доказать это в бою.
— Вот еще. — Иоанн выругался. — Это ничего не значит. Я обращаюсь к суждению моих баронов.
Тогда Уильям Маршал высоко поднял голову, указал на себя пальцем и проговорил:
— Взгляните на меня, милорды. Я всегда был верен своему слову и сегодня являюсь примером и зеркалом для всех вас. Обратите свое внимание на короля: то, что он сейчас хочет сделать со мной, он сделает со всеми вами, если одержит верх.
Иоанн, придя в большое возбуждение, снова потребовал слова баронов. Те переглянулись и отступили. Никто не желал выступить против Уильяма Маршала.
Наконец Болдуин Бетюнский, граф Омаля, заговорил:
— Не нам судить такого рыцаря, как Уильям Маршал. Во всей армии не найдется человека достаточно безрассудного, чтобы обвинить Уильяма в неверности королю.
Видя, что бароны на стороне Маршала, Иоанн, не произнеся ни слова, встал и ушел обедать. Позже он прогнал хозяина и вместе с очень небольшой компанией 15 июля вышел в море. На корабле были подняты все паруса, словно Иоанн намеревался победить Филиппа собственноручно и без посторонней помощи.
На третий день он сошел на берег в Вэрхэме. К этому времени его гнев уже поостыл. Он немедленно обвинил баронов в том, что они отказались ехать с ним на континент, чтобы вернуть потерянные территории, и на этом основании наложил на них большие штрафы.
