Епископы покинули короля Иоанна с большой поспешностью и доложили о результатах своих усилий Иннокентию.
Последнюю попытку сделал Симон Лэнгтон, брат Стефана, но она тоже оказалась бесплодной. После нее Иоанн написал следующее письмо:
«Король и пр. всем людям всего Кента и пр. Да будет всем вам известно, что мастер Симон Лэнгтон прибыл к нам в Винчестер в среду перед четвертым воскресеньем Великого поста и в присутствии наших епископов просил нас принять мастера Стефана Лэнгтона, его брата, как архиепископа Кентерберийского. Когда мы заговорили с ним о сохранении нашего достоинства в этом деле, он сказал нам, что не сделает ничего, касающегося этого дела, если мы не отдадимся на его милость. И мы говорим вам это, так чтобы вы знали, какое зло и какая рана была нанесена нам в этом деле, и мы приказываем вам верить в то, что Реджинальд Корнхилл скажет вам от нашего имени относительно вышеупомянутых событий, имевших место между нами, епископами и Симоном. Вы должны подчиняться нашим приказам в этом деле. Засвидетельствовано мною лично в Винчестере в четырнадцатый день мая».
Иоанн послал с этим письмом в Кентербери Реджинальда Корнхилла, с приказом взять под контроль все земли и сокровища, принадлежащие архиепископу и монастырю.
Глава 9. Интердикт. 1208–1209
Когда Иннокентий III узнал, что Иоанн не имеет намерения подчиниться ему и принять Стефана Лэнгтона в качестве архиепископа Кентерберийского, и когда епископы Лондона, Или и Вустера сообщили ему, что их просьбы и увещевания не произвели впечатления на короля, папа приказал наложить на всю Англию интердикт. Епископы издали соответствующий приказ в понедельник Страстной недели, 23 марта 1208 года. Сделав это, они вместе с епископами Бата и Херефорда бежали на континент. Там, обвинил их Роджер Вендоверский, «они предавались всяческим изыскам, вместо того чтобы стать стеной в доме Бога: увидев приближающегося волка, они покинули своих овец и бежали».
Питер де Рош, епископ Винчестера, один из фаворитов Иоанна, вскоре остался в Англии единственным представителем церковной иерархии. Архиепископ Йоркский Джеффри находился в изгнании, епископ Ковентри бежал на континент и в том же году умер. Епископы Рочестера и Солсбери, подвергшись преследованиям, в 1209 году нашли убежище при дворе Вильгельма Льва в Шотландии. В 1208 году король послал Джона Грея, епископа Нориджа, в Ирландию в качестве своего юстициария, где тот оставался до 1213 года. Престолы Линкольна, Чичестера и Эксетера оставались вакантными, и Иоанн не делал никаких попыток их заполнить. Ведь пока они оставались без епископа, доходы с земель, приданных диоцезам, шли короне. Филипп, епископ Дарема, умер 22 апреля 1208 года.
Он заплатил годом раньше тысячу фунтов «для благорасположения короля», и Иоанн собрал еще две тысячи с душеприказчиков епископа.
Интердикт приостановил все богослужения. Детей крестили тайно; исповеди выслушивались у дверей церкви, а проповеди читались в церковном дворе. Умирающие исповедовались и получали последнее причащение, но их не могли соборовать, поскольку не было епископа, чтобы освятить елей. Все остальные функции церкви были полностью прекращены. Мессу, центр и сердце жизни католиков, не служили — только для возобновления последнего причащения, да и то священник должен был выполнить необходимые действия за закрытыми дверями без других присутствующих. Преподание Святых Даров, духовная пища верующих, не проводилось. В церквях не служили службы. Браки заключались у церковных дверей без обычных благословений. Колокола не звонили, а умерших хоронили, словно собак, в неосвященной земле.
Это был сокрушительный удар по любому католическому сообществу. Он чувствовался с необычайной остротой, которую сегодня мы даже представить себе не можем, в Англии того времени, когда большинство людей жили в маленьких деревнях, почти полностью изолированных от остального мира. Жизнь людей была очень тяжелой. Им было незнакомо понятие комфорта, и они считали себя счастливыми, если имели самое необходимое — еду, одежду, крышу над головой. В таких условиях церковь играла чрезвычайно важную роль, предлагая людям единственное средство мысленно подняться над ежедневной рутиной. Частое причащение тогда было не так широко распространено, как сейчас, но количество церковных праздников, на которые было положено посещать церковь, было больше, так что обычный католик, вероятно, в те дни слушал мессу чаще, чем сегодня. Практически для каждого ежедневное посещение мессы было само собой разумеющимся делом.
Деревенские священники, на которых была возложена обязанность заботиться о душах людских, в большинстве случаев не имели образования. Они знали латынь в объеме, достаточном для ведения службы. Те священнослужители, кто имел хорошее образование, получали намного более приятные и доходные места в домах знати, при дворах епископов и даже короля. Образование, понимаемое как нечто большее, чем умение читать и понимать латынь, общий язык церкви, практически являлось монополией священнослужителей. Поэтому почти вся административная работа королевского правительства находилась в руках людей, имевших тот или иной духовный сан.
Однако деревенские священники были далеки от интеллектуальных стимулов такой жизни и чаще всего опускались до уровня крестьян, среди которых проводили жизнь и из рядов которых обычно выходили. Во многих случаях они были викариями монастыря или капитула, который присваивал доходы церкви и устанавливал священнослужителям настолько низкую стипендию, что они едва могли на нее жить. Эти стипендии были настолько низкими, что в 1222 году возникла необходимость установить минимум — пять марок в год. Столько же платили простым солдатам и морякам, но их еще и кормили. Эта жалкая плата могла дополняться дарами от прихожан, но даже с учетом этого уровень жизни деревенских священников практически не отличался от уровня жизни крестьян.
То, что эти люди, плохо образованные и так же плохо вознаграждаемые, держались за свои посты и давали пастве такое утешение, какое было в их силах, является убедительным свидетельством силы их веры. Иногда они вели отнюдь не поучительную жизнь, особенно в части добродетели целибата. Джеральд Уэльский упоминает о священнике, «который предпочитает мирскую жизнь, ведущую к его падению и вечному проклятию; держит помощницу в доме, уничтожающую все его добродетели; и жалкий дом которого полон детей, колыбелей, кормилиц и нянек». Тем не менее деревенские священники и их паства сохранили веру в эти нелегкие времена, а вся Англия была свободна от ереси.
В любом случае, и тогда и после, были обычные мужчины и женщины, которые пытались вести самую лучшую жизнь. Для них прекращение богослужений, лишение духовной помощи, которую они получали, слушая мессы и причащаясь, было страданием, стыдом и ужасом. Для них оказались разорванными узы, связывающие их с церковью, объединявшей весь христианский мир. Наложение столь сурового наказания на несколько миллионов невинных христиан, чтобы призвать к ответу одного виновного короля, — яркая демонстрация бесчувственного пренебрежения благом людских душ, не приличествовавшего наместнику Христа. Можно только удивляться частоте, с которой даже благодетельные и исполненные лучших побуждений прелаты в те времена налево и направо налагали интердикты и отлучали от церкви за совершенно мирские нарушения.
