Он подмигнул мне и наконец отодвинулся, а я с большим усилием противостоял потребности потереть запястье. Вместо этого я сложил ладони и опустил на них взгляд, чтобы хоть таким образом отделить себя от собеседников, которые теперь продолжали свою веселую болтовню об одной из картин, имеющихся в коллекции музея. Во мне же чувство, что я тут совершенно не к месту, как обтрепанный голубь в стае фламинго, боролось с искренним восторгом и зарождающейся надеждой, что при определенном поведении серые крылья все же могут порозоветь.
Из мыслей меня вырвал легкий жужжащий звук, и я невольно поднял на него глаза. Над камином прямо из железного навеса, который я до этого не заметил, выдвигалось громадное белое полотно. Дожужжав до конца, оно остановилось, излучая полную готовность без лишней скромности принять любые изображения. «Я повидало уже все, – шептало оно, шелестя твердым подолом. – И белизна моя обманчива».
– Мы будем смотреть фильм? – повернулся я к директору.
– Фильм, – хихикнул он и элегантно рыкнул шампанским. – Нет, ну где ты нашел такую прелесть, Барон? Нет, Адам, голубчик, – снова похлопал он меня по запястью, которое я силой воли заставил себя не отдернуть, – фильмы вы сможете заказать себе потом в отдельных комнатах, если это соответствует вашим пристрастиям. Мы же к приходу гостей просто запустим одну из наших излюбленных забав.
Стоило ему нажать на пульт, как в дверь действительно позвонили. Я повернулся, чтобы посмотреть на новоприбывших, и заметил проектор над высоким косяком, который заиграл красками и бросил клин на экран. Я не сразу повернулся обратно. Слишком уж экстравагантен был подтягивающийся народ. Даже с немалого расстояния было видно, что костюмы мужчин сшиты из дорогой, неординарной ткани, а платья женщин так и искрились наперебой. Шубы отдавались прислугам, губы подводились красной помадой, поцелуи раздавались наотмашь, а смех неустанно звенел поверх разговоров. Я почувствовал, как рядом со мной выдохнула пружина дивана, потому что кто-то встал. Закинув себе в рот очередную конфету, директор взмахнул руками и буквально полетел навстречу гостям.
Наконец я взглянул на экран. Происходило там, надо сказать, не много чего. Кучка людей толпилась перед небольшой картиной. Кто-то шептался, кто-то фотографировал, кто-то вставал на цыпочки и тянулся поближе к экспонату. Это было в принципе все. Я ожидал, что сцена сменится и завяжется какой-то сюжет, но через пару минут понял, что смотрю запись видеонаблюдения в музее. В недоумении я покосился на Барона, дымящего трубкой. Он поймал мой взгляд и уцепился за него. Несколько секунд мы напряженно глядели друг другу в глаза, будто перетягивали канат. При этом я сам толком не знал, что хочу доказать и кому, но чувствовал, что должен отстоять что-то неуловимо фундаментальное. В конце концов Барон опустил глаза и расслабился.
– Не понятно или не смешно? – спросил он, одной бровью указав на экран.
– Ни то ни другое, – признался я.
Барон неспешно втянул дым и выпустил его тремя плавными кольцами.
Затем он резко встал и трубкой дал мне знак следовать за ним.
– Идем!
Я сразу засеменил за ним, как послушный щенок. Можно было и не стараться с перетягиванием каната. Стоило Барону щелкнуть, как я вставал на задние лапы с высунутым языком. Роли наши были как будто прописаны и предельно ясны. Миновав кресла, столики и статуи, он целенаправленно подошел к одной из картин и остановился.
Картина была небольшой, но тем не менее ни капли не терялась среди остальных, которых было отнюдь не мало. Более того, она неизбежно притягивала случайно скользящий взгляд и приковывала его к себе мертвой хваткой. И дело было не в каком-то особенном месте, отведенном ей на стене, не в особой подсветке и даже не в невероятной известности. Вернее, последнее, несомненно, нажимало на нужные кнопки в подсознании, но сила, бьющая из холста, вскружила бы голову и неподготовленному зрителю, в этом я был уверен. Все помещение, изображенное на картине, вся фигура девушки, каждая деталь излучали свет. Не просто ловили и отзеркаливали его, а словно сами и производили. Лимонный верх платья и бордовый низ, ярко-синий передник, золотистый хлеб с белым молоком и такая же молочная стена… Каждая краска, каждый оттенок пропускали свет через себя и удесятеряли силу его воздействия. При этом заряд этих красок был ровно противоположным заряду, свойственному картинам другого мастера цветов, вечного спутника моих мыслей – Ван Гога. Если от работ последнего меня разрывало на части, то сейчас передо мной находился древний и непоколебимый источник покоя. Покоя, не знавшего даже понятия суеты или времени. Словно никогда и не коснувшегося скрипящих шестерней этого мира. Во рту пересохло, и я поежился. Я не понимал только одного…
– Никогда бы не подумал, что копия может иметь такую силу, – тихо проговорил я.
– Она и не может, – пожал Барон плечами, не оборачиваясь ко мне, и пустил дым в сторону. – Это не копия.
– Что? – сморщил я лоб.
– Это, – ткнул он трубкой во всемирно известную картину, – не копия.
Я невольно отступил на шаг назад, хотя все еще не верил словам Барона.
– Простите, но если мне не изменяют память и рассудок… А я уверен, что они мне не изменяют, – сказал я не без вызова, – то это «Молочница» Вермеера?
– Кажется, я тебе уже говорил, что не нужно задавать вопросы, на которые знаешь ответы? – бросил Барон на меня колкий взгляд через плечо. – Естественно, это «Молочница» Вермеера, а как же иначе?
– В-вы серьезно хотите сказать, что это настоящая… – начал я, но тут меня сзади схватили за плечи и затрясли по-дружески, но с неким пьяным излишеством.
– Вот он! – воскликнул директор и развернул меня к скопившимся гостям, как куклу. – Хорошенький, не правда ли? Такой… какой-то неиспорченный, что ли…
Мужчины натянули одинаковые улыбки на загорелые лица, а с ног до головы блестящие женщины умиленно сложили руки на груди и закачали головами. По одной из них ползал толстый жук, обсыпанный драгоценными камнями, и я ненадолго завис на этом диком зрелище. Жук был красив и столь грациозен, что этого не смогла скрыть даже тяжесть блеска. У меня промелькнула мысль, что это, вероятно, робот, но жук так искусно двигал длинными усами и так своевольно расхаживал по плечу дамы, что сомнения в том, живой ли он, быстро развеялись. На жуке был миниатюрный ошейник из рубинов, за который крепилась цепочка, не позволяющая узнику уйти слишком далеко. На длинных мочках хозяйки живого украшения болтались крупные бутоны из разноцветных сверкающих камней, а платиновые волосы были зализаны назад и густо залачены. Жук задумчиво посматривал на соперничающие с ним в яркости серьги, словно пытаясь понять, настоящие ли они, как и он, или все же нет.
– Фантастическая работа, не так ли? – хлопнула дама слишком длинными ресницами и улыбнулась мне пухлыми губами.
Я оторвался наконец от жука и взглянул на ее лицо, возраст которого не могли скрыть ни подтяжка, ни очевидно профессиональный макияж.
– Мне нравятся простота и спокойствие композиции, – добавила она, не дождавшись реакции.
