— Тамми.
Подошел другой офицер.
— О, приятель, можно мне тоже один? Обожаю этот фильм «Алебастр». Вы классно в нем сыграли, а цыпочка, которая была там с Вами… Она такая же горячая в жизни?
— Нет, она еще лучше.
Полицейский рассмеялся.
Айдан задумался, в то время как его заполнила радость, которую он часто чувствовал прежде. Даже спустя столько лет он все еще помнил, когда его в первый раз попросили дать автограф. Помнил первый раз, когда кто-то остановил его на улице, чтобы сказать насколько они любят его творчество. Ничто не сравнится с этим. Неважно где или когда, ему нравилось, что его останавливают поклонники. Нравилось уделять им внимание, поболтав с ними несколько минут.
Донни и Хизер испоганили это ощущение своим ядом.
«Этим людям нет до тебя никакого дела. Они — просто прилипалы, желающие прикоснуться к кому-то, кем им никогда не стать. Боже, терпеть не могу, когда они подходят к нам. Я не могу даже поесть спокойно. Почему ты не скажешь им, чтобы они ушли и оставили нас в покое?»
Но Айдан никогда не был против. Даже когда дело дошло до того, что он не мог проехать по улице с опущенными окнами, или в тех случаях, когда репортеры пробирались к нему на задний двор, он не был против. Он был рад, что делал что-то, доставляющее другим людям удовольствие, и если разговор с ним сделает их счастливыми… Ни одно чувство не может быть восхитительнее, чем осознание того, что он затронул их жизни и осветил их лица улыбками, даже если это длилось всего лишь несколько минут.
С детства он хотел именно этого. Айдан усердно боролся, изо всех сил стремился к достижению цели. Он снес достаточно «ударов пращей и стрел судьбы жестокой»
[40]
— Шекспир мог бы гордиться.
И он наслаждался каждым мгновением этого чувства.
Айдан вручил офицеру подписанную для Тамми фотографию, а затем взглянул на второго.
— Как Вас зовут?
— Рики… и Вы можете подписать еще одну для моей девушки, Тиффани? Она просто умрет, если я принесу домой Ваш автограф. О, и моей маме, Саре. Она — ваша поклонница с того фантастического фильма ужасов. Я тоже его люблю, хотя он конкретно выносит мозги.
Айдан рассмеялся от энтузиазма мужчины.
— С удовольствием.
Когда все это закончилось, Айдан в общей сложности подписал двадцать фотографий для полицейских и медработников. Донни вопил из машины скорой помощи о грубом нарушении своих прав, но это никого не заботило.
— Счастливого Рождества, — сказал Рики, выходя вслед за остальными из дома Айдана. Он задержался возле раскуроченной двери. — Вы, наверное, должны вызвать кого-нибудь, чтобы починить ее. Не думаю, что Вам следует оставаться здесь без прочной двери, учитывая то, что случилось сегодня.
— Спасибо. Я позабочусь об этом.
Рики протянул ему руку.
— Вы — хороший человек, мистер О'Коннор. Большое спасибо за автографы.
— Не за что, и зовите меня Айданом.
Рики широко улыбнулся.
— Айдан. Было приятно с Вами познакомиться. Жаль только, что обстоятельства были не самые лучшие.
— Да, мне тоже. Счастливого Вам Рождества и передавайте привет Вашей маме и Тиффани.
— Будет сделано. Спасибо.
Айдан проводил его до крыльца, где наблюдал за тем, как Рики шел к своей машине. Затем все тронулись в путь. Когда они выехали на дорогу, Айдан все еще слышал приглушенный голос Донни, проклинающий его. Мужчину затопила жалость, но с другой стороны, возможно, хорошо, что брат все еще снедаем ненавистью. Однажды Донни полностью осознает, чего ему стоила его зависть, — что в попытке уничтожить Айдана, он разрушил всю свою жизнь.
Да поможет тогда Бог его брату.
Теперь с его плеч скатилась боль от предательства Донни. Его на самом деле это больше не заботило.
— Я — последний выстоявший человек.
Вся сложность состояла в том, что он выстоял один, и впервые за долгое время его одиночество переворачивало ему душу.
Закрыв глаза, Айдан почувствовал на себе укус холода, когда мысленно вызвал образ Леты.
— Я скучаю по тебе, малыш.
Но с этим ничего нельзя было сделать.
Жизнь есть то, что она есть.
Совершенно разбитый, он повернулся, чтобы войти в дом и увидел, что его дверь отремонтирована.
— Лета? — с надеждой в голосе спросил Айдан.
Это была не она. В гостиной стоял Деймос, глядя на него.
Айдан не мог понять причин его присутствия.
— Я думал, что ты играешь в шахматы.
— Я собирался, но… — Он запнулся, как будто у него было кое-что на уме.
— Но?… — подтолкнул Айдан.
Деймос указал на дверь кивком головы.
— Я вспомнил, что у тебя сломалась дверь.
— Спасибо за ее восстановление.
— Не вопрос.
Айдан выдержал паузу, ожидая, что Деймос заговорит или сделает что-нибудь. Когда ничего не произошло, он выгнул бровь.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь?
— Не совсем. Вернее было бы сказать о том, чем я могу помочь тебе.
Теперь он завладел полным вниманием Айдана.
— И чем?
Взгляд Деймоса буравил его насквозь.
— Что бы ты отдал за то, чтобы Лета была с тобой?
Айдан ни секунды не колебался.
— Все.
— Уверен?
— Да. — Внезапно все кругом потемнело. Айдан начал метаться в поисках опоры, пытаясь сдержать смятение, но ничего не видел, не чувствовал и не слышал. Вокруг была лишь непроглядная тьма. — Лета?
Но ответа не было. Ни нежно протянутой руки помощи. Ни слов поддержки и ободрения. И он еще сильнее ощутил отсутствие всего этого.
Когда вновь появился свет, Айдан увидел себя ребенком около Рождественской елки. Ему было одиннадцать лет, и он находился в доме своего дяди. Айдан нахмурил брови, пытаясь вспомнить, когда точно это было, но не смог. Он вспомнил лишь окружающую обстановку.
— Что ты получил? — спросил Донни, подходя к играющему Айдану.
Айдан показал игрушечную фигурку.
— G.I. Joe
[41]
и немного конфет.
