Еще больше, чем совещание, происходившее в другом полушарии, Толика мог заинтересовать разговор, происходивший намного ближе, всего примерно в восьмистах сорока милях от полигона, над которым кружились рукотворные птицы с парашютистами. В мрачноватом, классического стиля здании федерального суда, расположенном на Центральной Сороковой улице Нью-Йорка, арендованном одним очень серьезным федеральным учреждением, встретились два джи-мена
[17], занимавшиеся расследованием взаимосвязанных дел. После учтивых приветствий (надо признать, что собеседники друг друга недолюбливали) и предварительной словесной разминки речь пошла о том, что интересовало их обоих.
– Есть что-то конкретное по этому делу, Эд? – спецагент Кошен первым перешел к делу.
– Конкретное? Шутишь, Лемми? После того как там порезвилась толпа пожарных, корреспондентов и дебилов-полицейских? Залили все следы водой, затоптали всё что можно. Местная полиция появилась самой последней и даже пыталась заявить, что пожар произошел из-за неосторожных действий обитателей дома. Теперь определить, что случилось на самом деле, способен только сам Господь.
– Не кощунствуй, Эд, – поморщился Кошен. – Пули выпущены из того же пистолета, что применялся в убийстве Грязного Гарри, это они всё же смогли определить.
– И что это меняет? Было бы всё просто, если бы этой экспертизы не было, – экспансивно начал Малдер, но тут сбавил тон и оглянулся. – Двое убитых холодным оружием и один – голыми руками. Почерк скорее немецких диверсантов, чем бандитов. Тогда ирландцы вроде бы ни при чем… А теперь гадай, – он обреченно махнул рукой.
Оба спецагента замолчали, дружно осмотрелись и, не произнеся больше ни слова, пошли по коридору к выходу из здания.
Не менее интересные события происходили в других районах Нью-Йорка. К проживавшему в городе бельгийскоподданному, бывшему директору горнодобывающего предприятия компании «Юнион миньер» в Шинколобве, Эмилю Сенжье, пришли несколько человек. Среди них был представитель армии полковник К. Д. Николс и Н. Н. Смеляков, руководитель Amtorg Trading Corporation («Амторга») – советской компании, которая осуществляла все торговые сделки в США. Удивленный Сенжье спросил:
– Могу ли я ознакомиться с вашими документами?
После чего несколько минут с недоумением рассматривал разнообразные бумаги с разрешениями и согласованиями. Прочитав их все, он с нескрываемым удивлением взглянул на полковника и снова спросил:
– Речь идет о сделке, заключаемой в военных целях?
Получив утвердительный ответ, он предложил купить у него весь груз. На что полковник ответил, что пока не имеет соответствующих полномочий и может предложить только оферту на закупку оставшейся части товара военным министерством США. Сенжье охотно дал согласие.
В то время, когда Толик готовился к прыжкам, стрелял, маршировал и стоял в нарядах, несколько груженых вагонов прибыли в Сан-Франциско, где их содержимое – большие, очень тяжелые бочки с рудой – было погружено на советский транспорт «Енисей», который через несколько дней отправился во Владивосток. Пароход успешно преодолел бурные морские воды и привез в Советский Союз исходное сырье для изготовления подкалиберных противотанковых боеприпасов, триста тонн руды тяжелого металла, название которого загадочным образом совпало с кодовым наименованием планировавшейся в это же время операции РККА
[18].
Естественно, сержант Том Томпсон, за глаза уже прозванный Томмиган
[19], ничего про эти беседы и события не знал и не мог узнать. К тому же в данный момент его больше волновали совершенно другие заботы. Он отошел на обочину, пропуская идущих по-походному подчиненных. Дождавшись, пока с ним поравняется мрачно вышагивающий молчаливый Уэйн, он пристроился рядом. Несколько шагов они прошли молча, потом Джон не выдержал:
– Ну что? – негромко спросил он, продолжая смотреть прямо в спину идущему впереди солдату.
– Ничего, – спокойно ответил Том. – Отчего мрачный? Съел что-то не то?
– Я? – попытался изобразить удивление Уэйн и тут же сдался: – Черт побери, Том, ты словно наш капеллан, в душу без мыла лезешь. Э-э-э, понимаешь… – задумчиво протянул он, – я никогда не считал себя хуже киноактера. Даже взбесившегося бычка как-то усмирил. И не дрогнул… Но покидать нормально летящий исправный самолет… не по себе мне.
– Ну, ты придумал тоже. Думаешь, мне или Джоди такое нравится? – усмехнулся Том.
– Тебе? Тебе как раз нравится, – заметил Джон. – Не притворяйся, ты словно вернулся на любимую работу, по тебе видно.
– Э… Хм… – Честно говоря, замечание Уэйна поразило Толика до такой степени, что он чуть не поперхнулся. – Может, внешне и так, – наконец нашелся он, – но внутри я… переживаю ничуть не меньше остальных. К тому же нам за риск неплохо доплачивают, – добавил он.
– Вот из-за этих лишних баксов я здесь и оказался, – неожиданно признался Джон.
– Семья?
– Точно. И кроме деда, ни одного работника, чтобы их поддержать. Каждый доллар на счету, – снова помрачнел Уэйн.
– Ладно, не переживай. Жизнь она такая… полосками. Когда-нибудь эта черная полоса кончится, – неуклюже попытался подбодрить друга Том.
– Я и не волнуюсь. Только полоска получается слишком длинная, – мрачно отшутился Джон. И они замолчали, думая каждый о своем. Однако Толик сделал для себя соответствующие выводы. Когда на следующий день командир второго отделения сержант Брейв после неудачного приземления попал в госпиталь как минимум на полгода, Том Томпсон первым ходатайствовал о назначении на освободившуюся должность рядового Уэйна. Так во втором отделении, получившем в результате прозвище «ковбои», у Толика появились преданные друзья.
Назначение Джона они отметили в первое же увольнение с таким размахом, что об этом вспоминал весь батальон по крайней мере в течение месяца. Тогда же от одного из военных полицейских они первый раз услышали новое прозвище их дивизии. Вместо «All American» («Вся американская нация») раздраженный капрал обозвал их «All Alcoholics» («Все алкоголики»). Похоже, этого капрала слышали не только они, но и вся американская нация, потому что позднее это прозвище дивизии встречалось нашим друзьям постоянно. К удивлению Толика, в остальном это происшествие обошлось практически без последствий. Ни его, ни остальных участников даже не оштрафовали, не говоря уже о дисциплинарных взысканиях. Кажется, начальству было просто не до них: офицеры каждый день собирались на совещания, один из планерных полков (которые все парашютисты звали «прямоногими» за то, что там служила обычная пехота) куда-то отправили. Вслед за ними начали понемногу паковаться и остальные части. Прыжки практически прекратились, зато всё чаще взвод гоняли на тактические занятия с непременным рытьем окопов и стрельбами. А так как наступила зима, пусть и не такая морозная и снежная, как в той же Выксе, то рыть в подмерзшей земле окопы стало занятием не столь простым, как раньше. Все, включая и Тома, ворчали, считая, что в такой ситуации им могли бы дать поблажку. Тем более что основные события войны, если верить газетам, происходили в Африке и на Тихом океане, где зиму ожидать можно было только с большого бодуна.
