Так и получилось, что в результате переговоров Штетин (Щецин) и Бреслау (Вроцлав) остались немецкими, как и часть промышленно развитой Силезии, в отличие от мира Толика, в котором полякам перепали эти подарки от Сталина.
Конечно, тогда Том ничего конкретного об этих переговорах не знал, но намного позднее смог прочесть стенограммы заседаний, не говоря уже об опубликованных результатах встречи. Но о чем он так никогда не узнал и даже не имел возможности прочесть – это о двух разговорах, предопределивших не только исход Потсдамской конференции, но и его судьбу.
Первый состоялся незадолго до Ялтинской конференции и проходил с глазу на глаз между двумя грузинами, один из которых непрерывно дымил трубкой, а второй смотрел на мир через стекла пенсне. Разговор шел о послевоенных границах и их изменении, как в Европе, так и в Советском Союзе.
– И вы считаете, что послание Пророка стоит учитывать в предстоящих переговорах? – спросил человек с трубкой, закрыв лежащую перед ним папку и бросив взгляд на своего собеседника.
– Да, товарищ Сталин. Мы должны учитывать малейшую возможность воплощения неблагоприятных для нашей страны и нашего дела условий, – человек в пенсне внешне никак не проявил своего отношения к заданному вопросу и отвечал спокойно, ровным тоном. – Я, товарищ Сталин, материалист, но если вдруг где-то рядом запахнет серой и на тропинке найдется отпечаток раздвоенного копыта, мое ведомство примет все меры к борьбе с дьяволом… Вплоть до требований производства святой воды в промышленных масштабах. А послание… Пророка ничуть не противоречит ни материализму, ни марксизму-ленинизму.
Сталин махнул рукой с зажатой в ней трубкой, прервав монолог пенсненосца.
– Не надо учить меня марксизму, товарищ Берия. Я не хуже вас понимаю, что реставрация капитализма в нашей стране станет невозможной только после победы социализма в большинстве самых развитых стран мира. И соотношение сил в американском правящем классе известно мне не хуже, чем вам. Но есть мнение, что это письмо всего лишь попытка воздействовать на нашу политику в желательном для определенных кругов Северо-Американских Штатов. Обоснованное мнение.
– Никак нет, товарищ Сталин, – возразил человек в пенсне и начал приводить контраргументы.
Второй же разговор произошел совсем недавно, в Потсдаме, в одной из комнат отведенного для американского президента особняка.
– Итак, Билл, дядюшка Джо охотно пошел на разговор о «Тринити» и даже сообщил в ответ, что у них тоже разработано нечто подобное, – резюмировал один из собеседников.
– То-то и оно, Гарри. А Донован очень серьезно предлагал делать основную ставку на запугивание русских нашими новыми военными возможностями, – озабоченно ответил второй.
– Я же говорил, – заметил Гарри, – что Уильям – проводник тех кругов, кто настроен на конфронтацию с русскими. Но я лично считаю, что вы должны продолжать политику Рузвельта. Дядя Джо честно играет с теми, кто не нарушает слово и будет строго соблюдать договоренности.
– Дядя Джо не вечен. А ведь выгода иногда заставляет отказаться от предыдущих договоренностей. Не так ли, Гарри? – усмехнулся второй. – В Германию мы тоже немало вложили в двадцатые…
– Во-первых, его экономика уже будет зависеть от нашей. Ну, а во-вторых, хорошая разведка всегда предупредит нас о готовящихся переменах…
– Как в Перл-Харборе? – перебил Билл.
– Разве вы не читали отчет? – холодно заметил Гарри. – Разведка практически вскрыла подготовку, не хватило лишь органов, которые могли бы свести вместе имеющиеся данные.
– Не читал, – честно признался второй. – Но если вы говорите… То есть нам нужен какой-то орган, координирующий и анализирующий данные всех разведок…
– Еще и со своей собственной агентурой. Для полноты картины, – кивнул первый. – Я бы назвал его департаментом информации.
– Нет, нет, – горячо возразил Билл. – Под такое название не выбьешь у конгрессменов и цента. Оно… никакое. Название должно звучать громко. Например: агентство… Агентство национальной безопасности, – торжествующе улыбнулся он. – Даже Уилки
[59] под такое название выдаст нам горку «зеленых спинок».
Тому-Толику, если честно, было не до всех этих подробностей. Его снова терзали муки выбора. Одна его половина рвалась в Россию, вторая прагматично подсчитывала плюсы и минусы такого шага. В целом получалось, что минусов больше, так как никаких доказательств иновременного происхождения у него не было. Поэтому Том считал самым вероятным, что его выдадут назад. Особенно учитывая известную ему историю с налетом американских «лайтнингов» на советские войска. Русские сбили несколько самолетов и предъявили доказательства преднамеренности удара – карты с нанесенной обстановкой. В результате последовали громкие разбирательства, отставки и даже суд для некоторых командиров. Администрация ясно показала, насколько она заинтересована в дружбе с русскими. Но ведь и русские не меньше заинтересованы в дружбе с американцами. И что им мешает вернуть простого армейского контрразведчика, не знающего никаких особых секретов? Ничего.
Но, несмотря на эти логичные рассуждения, душа болела и рыдала. Поэтому в Берлин Том ехал отнюдь не в лучшем настроении. Тем более что он так и не смог придумать, как незаметно передать новое сообщение. Во второй раз ловить кого-то на улице и незаметно всунуть конверт? Так сейчас Берлин сорок пятого, а не Вашингтон сорок третьего. Толпы на улицах не будет. Патрули ходят по трое, готовы к любым неожиданностям и вряд ли подпустят американца близко. Передать через какого-нибудь немца? Сначала надо выучить немецкий, а с этим ни у Тома, ни у Толика ничего не получалось. Ну, кроме простейшего набора слов из солдатского разговорника, достаточного для предложения сдаться.
Два джипа и автобус, на которых ехали американцы, проникли в Берлин со стороны английской зоны, ближайшей к Потсдаму. Пока ничего интересного Том не увидел. Город лежал в руинах. Обычная картина для города, в котором произошли ожесточенные бои. Разве что разрушений побольше, чем в городах, которые брали американо-английские союзники. Развалины так близко подступали к дороге, что двум машинам было сложно разминуться. И пыль. Несмотря на пару месяцев с окончания боев, пыль еще лежала практически везде, поднималась из-под ног редких прохожих и колес проезжающих автомобилей. Прохожие, в основном женщины и дети, провожали автомобили с американцами равнодушным взглядом.
Проехав через полгорода, небольшая колонна приблизилась к рейхстагу. Вокруг здания все верхушки деревьев были иссечены снарядами и пулями. Листья покрыты налетом извести и вездесущей каменной пыли, многие стволы деревьев надломлены. Американцы шумно высадились, и Томпсон проинструктировал их, напомнив, чтобы не разбредались далеко.
– И ведите себя достойно. Помните, что вы американские парашютисты.
– А если что-то случится, сэр? – спросил кто-то из задней шеренги.
