Чтобы понять саудовское влияние, необходимо вникнуть в парадоксальную ситуацию. С одной стороны, после Иранской революции 1979 г. Королевство Саудовская Аравия стало одним из главных союзников Америки в данном регионе. С другой стороны, оно придерживалось крайне узкой формы ислама, разработанной в XVIII в. арабским реформатором Мухаммадом ибн Абд аль-Ваххабом (1703–1792). Ибн Абд аль-Ваххаб проповедовал возвращение к первоначальному исламу Пророка и отвергал поздние наслоения в виде шиизма, суфизма, фальсафы и фикха (юриспруденции), на которые опирались остальные мусульманские улема. Его особенно удручало народное почитание святых и их гробниц, в чем он видел идолопоклонство. Тем не менее ваххабизм по сути своей не был склонен к насилию. Более того, ибн Абд аль-Ваххаб отказывался санкционировать войны своего покровителя, ибн Сауда из Наджда, который хотел лишь богатства и славы
{1642}. Но после его ухода ваххабиты стали агрессивнее и даже разрушили храм Хусейна в Кербеле (1802 г.) и ряд памятников в Аравии, связанных с Мухаммадом и его спутниками. В тот же период секта объявила «кафирами» (неверными) всех мусульман, которые не согласны с их учением
{1643}. В XIX в. ваххабиты включили в канон тексты ибн Таймийи, а важной частью своих обычаев сделали такфир (обвинение в неверии других мусульман), хотя сам ибн Абд аль-Ваххаб выступал против такой практики
{1644}.
В результате нефтяного эмбарго, объявленного странами Персидского залива в ходе войны Судного дня (1973 г.), цены на нефть подскочили, и у Саудовской Аравии оказалось вдоволь нефтедолларов, чтобы поискать способы навязать ваххабизм всей умме
{1645}. Глубоко встревоженные успехом шиитской революции в Иране, которая угрожала их гегемонии в мусульманском мире, саудовцы усилили борьбу с иранским влиянием и в качестве основного союзника заменили Иран Соединенными Штатами. Всемирная исламская лига со штаб-квартирой в Саудовской Аравии открыла отделения во всех регионах, где живут мусульмане, а саудовское Министерство по делам религии печатало и распространяло переводы Корана, ваххабитские вероучительные тексты, а также работы ибн Таймийи, Кутба и Маудуди, в мусульманских общинах Ближнего Востока, Африки, Индонезии, Соединенных Штатов и Европы. Во всех этих местах они финансировали строительство мечетей в саудовском стиле, создавая международную эстетику, порывавшую с местными архитектурными традициями, и основывали медресе с бесплатным образованием для бедняков (и конечно, ваххабитской программой). В то же время молодые мужчины из более бедных мусульманских стран (в частности, Египта и Пакистана), приезжавшие на заработки в Залив, ассоциировали свое новое благополучие с ваххабизмом
{1646}. Возвращаясь домой, они предпочитали селиться поближе к саудовским мечетям и торговым центрам с сегрегацией полов. В обмен на свою щедрость саудовцы требовали религиозной ортодоксальности. Ваххабитское отрицание не только других религий, но и всех других форм ислама, глубоко проникло как в Пакистан, Иорданию и Сирию, так и в английский Брэдфорд и американский Буффало, и всюду оно подрывало традиционный исламский плюрализм. Сам того не желая, Запад внес лепту в этот всплеск нетерпимости: ведь Соединенные Штаты приветствовали саудовскую оппозицию Ирану, и самим своим выживанием королевство во многом обязано американским войскам
{1647}.
Столкновение с современностью у саудовцев было совсем иным, чем у египтян, пакистанцев и палестинцев. Богатый Аравийский полуостров не подвергался колонизации и секуляризации. Поэтому саудовские исламисты не боролись с тиранией и коррупцией на родине, а занялись тяготами мусульман в других странах, причем их панисламизм был по духу близок всемирному джихаду Аззама. Согласно Корану, мусульмане должны брать на себя ответственность друг за друга. Именно в этих категориях король Фейсал и понимал свою поддержку палестинцев, а Всемирная исламская лига (повторимся: со штаб-квартирой в Саудовской Аравии) и организация «Исламская конференция» регулярно выражали солидарность с теми государствами-членами, которые находились в конфликте с немусульманскими режимами. В своих комфортабельных домах саудовцы смотрели по телевизору, как страдают мусульмане Палестины и Ливана. Они видели, как израильские бульдозеры срывают палестинские дома и как в сентябре 1982 г. христиане-марониты при молчаливом одобрении израильских войск убили 2000 палестинцев в лагерях беженцев Сабра и Шатила. При таких страданиях мусульман в разных странах в 1980-е гг. панисламистские настроения окрепли, и правительство вполне устраивало, чтобы подданные думали о других странах, а не о внутренних проблемах королевства
{1648}. Именно по этой причине саудовцы поощряли молодежь участвовать в афганском джихаде, предлагая авиабилеты со скидками, а государственная пресса славила приграничные победы. Между тем ваххабитский клерикальный истеблишмент не одобрял суфийские практики афганцев и считал джихад делом правителя, а не личной ответственностью каждого верующего. Но это не мешало саудовскому гражданскому правительству оказывать в своих интересах временную поддержку учению Аззама.
Как показывает изучение саудовских добровольцев, сначала сражавшихся за Афганистан, а затем воевавших в Боснии и Чечне, большинство из них желали помочь своим мусульманским братьям и сестрам
{1649}. Насир аль-Бахри, впоследствии телохранитель бен Ладена, очень точно и проникновенно объяснил эти чувства:
Нас глубоко потрясли трагедии и события, которые мы наблюдали: плачущие дети, овдовевшие изнасилованные женщины. Когда мы начали джихад, мы столкнулись с горькой реальностью. Мы увидели такие ужасы, о которых и помыслить не могли, к которым нас не подготовили слухи и СМИ. Мы были словно «кошка с закрытыми глазами», у которой открылись глаза на эти беды
{1650}.
По его словам, это было политическое пробуждение. Добровольцы стали ощущать себя всемирной и наднациональной уммой. «В нашем сознании начала возникать идея уммы. Мы осознали себя нацией (уммой) с особым местом среди наций… И даже не думали о национализме, ибо смотрели шире, нас волновала умма»
{1651}. В исламе благополучие уммы всегда было вопросом не только политическим, но и духовным. Поэтому беды собратьев-мусульман затронули глубочайшие струны исламской идентичности. Многие устыдились, видя, что мусульманские лидеры не предпринимают адекватных мер. «После всех этих лет унижения они могли бы чем-то помочь своим мусульманским братьям», – объяснял один респондент
{1652}. Еще один человек говорил, что «с глубочайшим сочувствием слушал новости о своих братьях и хотел помочь им хоть чем-нибудь». Друг одного добровольца вспоминал: «Мы часто сидели и разговаривали о том, как убивают мусульман. И его глаза наполнялись слезами»
{1653}.
