Однако одно дело речи папы, и совсем другое – их восприятие менее образованными слушателями. Опираясь на клюнийское учение, Урбан II считал военный поход паломничеством, пусть даже паломниками были вооруженные рыцари и «акт любви» был чреват тысячами невинных жертв. Ссылаясь на евангельскую заповедь нести свой крест, Урбан призвал рыцарей нашить кресты на одежду и отправиться в землю, где жил и претерпел страдания Иисус. А надо сказать, что мода на паломничества уже привлекла внимание европейцев к Иерусалиму. По сообщению Рауля Грабера, в 1033 г. «бесчисленное множество» людей, убежденных в близости конца света, пошли в Иерусалим на битву с «презренным Антихристом»
{968}. Тридцатью годами спустя 7000 паломников отправились из Европы в Святую землю, чтобы вынудить Антихриста объявить о себе и приблизить Царство Божие. Неудивительно, что и в 1095 г. многие рыцари воспринимали поход в апокалиптическом свете. Кроме того, они увидели в призыве папы спасти восточных христиан благословение отомстить за близких и ощутили себя обязанными воевать за наследие Христа в Святой земле как за земли своих феодалов. Один раннесредневековый историк крестовых походов вкладывает в уста священника такой вопрос к слушателям: «Если посторонний убьет кого-либо из вашей родни, разве вы не отомстите за кровного родственника? Сколь же больше должны вы мстить за вашего Бога, вашего отца, вашего брата, которого вы видите поруганным, изгнанным из его пределов, распятым и зовущим на помощь!»
{969} Конечно, благочестивые идеи смешивались с более земными целями. Многие рыцари несли крест свой, чтобы обрести за морем богатство, стать владельцем имения или стяжать славу и престиж.
Папа быстро утратил контроль над событиями (религиозный авторитет не безграничен!). Он-то думал, что крестоносцы дождутся, пока будет собран урожай, а затем выступят четким и дисциплинированным строем. Однако пять больших войск пренебрегли разумным советом и пошли через Европу весной. Тысячи погибли от голода или были отброшены венграми, испугавшимися неожиданного вторжения. Более того, Урбану и в голову не приходило, что крестоносцы нападут на еврейские общины в Европе. Но в 1096 г. германские крестоносцы перебили от четырех до восьми тысяч евреев в Шпейере, Вормсе и Майнце. Их предводитель Эмихон Ленингенский выдавал себя за того вождя, который, согласно народным легендам, должен объявиться на Западе в последние дни и дать бой Антихристу в Иерусалиме. Он думал, что второе пришествие не состоится, пока евреи не обратятся в христианство, и потому, когда его войска подходили к тем городам Рейнской области, в которых имелись большие еврейские общины, Эмихон отдавал приказ крестить евреев под угрозой смерти. Некоторые крестоносцы искренне удивлялись: зачем идти и воевать с мусульманами за тридевять земель, когда буквально под носом находятся люди (увы, так думали), убившие Иисуса?! Один еврейский хронист слышал, как крестоносцы говорят друг другу: «Мы собираемся мстить исмаилитам за Мессию, а вот – евреи, убившие и распявшие его. Отмстим же сначала им!»
{970} Впоследствии удивлялись и некоторые французские крестоносцы: «Нужно ли путешествовать в дальние края на восток, чтобы сразиться с врагами Божьими, когда у нас прямо перед глазами евреи, племя, которое более всех враждует с Богом? Мы все напутали!»
{971}
Крестоносцы сделали антисемитское насилие хронической болезнью в Европе: всякий раз, когда начинался крестовый поход, первой жертвой становились евреи по соседству. Впрочем, не только религиозные убеждения провоцировали эти гонения. Действовали и социальные, политические, экономические факторы. В городах Рейнской области начинала развиваться рыночная экономика, которая впоследствии заменит аграрную цивилизацию. Эти города находились на ранней стадии модернизации. А подобные трансформации всегда обостряют социальные отношения. После гибели Римской империи городская жизнь пришла в упадок, торговля почти замерла, а класс купцов исчез
{972}. Однако к концу XI в. увеличение производительности привило аристократам вкус к роскоши. И чтобы удовлетворить их потребности, из крестьянства выделился целый класс специалистов: каменщиков, ремесленников и купцов. Последующий обмен деньгами и товарами привел к возрождению городов
{973}. Нелюбовь знати к «выскочкам» из низов, которые обретали достаток (аристократы считали, что лишь они вправе жить подобным образом), также подливала масла в огонь жестокости германских крестоносцев, поскольку евреи в особенности ассоциировались с этими тревожными социальными изменениями
{974}. В городах Рейнской области горожане десятилетиями пытались стряхнуть с себя феодальные обязанности, которые тормозили торговлю. Однако епископы, правившие в тех местах, относились к торговле чрезвычайно консервативно
{975}. Существовали и трения между богатыми купцами и бедными ремесленниками. И когда епископы пытались защитить евреев, горожане победнее нередко участвовали с крестоносцами в погромах.
Помимо религиозного рвения крестовые походы всегда стимулировались и социально-экономическими причинами. Эти походы особенно воодушевляли более молодых рыцарей, которые были рады возможности завершить военную подготовку вольными скачками в поисках приключений
{976}. Натасканные на насилие, эти странствующие рыцари были свободны от уз оседлой жизни, и именно их беззаконием вызывались некоторые зверства крестовых походов
{977}. Первые крестоносцы происходили в основном из северо-восточной Франции и западной Германии, опустошенных многолетними наводнениями, эпидемиями и голодом, и попросту желали покончить со своим невыносимым существованием
{978}. И конечно, к походам примкнуло немало авантюристов, грабителей, монахов-отступников и бандитов. И влекли их мечты о богатстве и удаче, а не только «беспокойное сердце»
{979}.
