Ночь обернулась для каждого настоящим адом. Они были недостаточно тепло одеты, у них не было опыта жителей гор, и жестокий ветер, который хлестал им в глаза, когда они старались разглядеть дорогу в темноте, создавал чувство полного бессилия, потому что его порывы были сильнее, чем человек, сильнее, чем его ноги, руки, сердце и весь организм, вся решимость и напряжение, вместе взятые. Но они шли дальше. Они делали это без рассуждений, без остановок на разговоры, не имея никаких размышлений по этому поводу. Они были слишком усталыми для подобных вещей. Если бы проклятый ветер стал слабее!
Они достигли вершины в первые утренние часы и начали спуск в Швецию, действуя совершенно автоматически. По другую сторону хребта погода была совсем другой, не было ветра, в воздухе ощущалась сырость, которая с рассветом обернулась обильным горным туманом. Как только они оказались на нейтральной территории, они замедлили движение. Туман стал редеть, но в сочетании со сверкающим блеском снега он создавал чрезвычайно сложные условия видимости. Часто даже в нескольких ярдах впереди невозможно было рассмотреть очертания рельефа. Именно в таких условиях Брюстер упал с уступа скалы высотой около десяти футов в толстый слой мягкого, рассыпчатого снега. Никаких повреждений он не получил, и Джок Браун сверху начал было смеяться, заметив исчезновение своего номера первого и услышав его удивленный возглас. Но пока он смеялся, он и сам угодил в тот же самый сугроб с того же уступа. Трое остальных проявили осторожность и, несмотря на слабый обманчивый свет, сумели спуститься обычным путем и вытащить Брюстера и Брауна.
У всех среди припасов, которые они взяли с собой в дорогу, были небольшие пузырьки бензедрина
[43]. Его использовали изредка, в основном в ту ночь, когда «Артур» стоял у Хествика, но, в общем, таблетки были почти не тронуты. Теперь они действительно понадобились. Люди приняли по одной-две таблетки, чтобы сохранить активность в течение ночи, и снова перед тем, как начали последнюю стадию спуска по пологим склонам предгорий.
Когда они наконец спустились в долину и увидели маленькую деревню, расположенную под лесистым склоном, они были очень утомлены. «Это было в одиннадцатом часу утра, – писал Брюстер, – и мы были очень счастливы, что добрались. Взъерошенные, голодные, с десятидневной щетиной, но все, кроме Каузера, здоровые. Состояние Малькольма было плохое. В последние пару дней он испытывал сильные боли, но молчал об этом. Конечно, это было обморожение. Наверное, он, как уроженец Бразилии, был более восприимчив к холоду, но все же удивительно, что мы с Брауном тоже не заболели.
Местная полиция была очень дружелюбно настроена, и еще до того, как началось своего рода собеседование, мы попросили, чтобы они послали за врачом, чтобы тот осмотрел ноги Малькольма. Док явился и был очень обеспокоен. Вскоре после этого Малькольма отделили от нас и, как мы узнали позже, когда он присоединился к нам в Шотландии, его отправили в шведскую больницу, где он провел весьма спокойный месяц».
Полицейский начальник не слишком интересовался ими.
– Кто вы? – спросил он.
– Британские и норвежские военнослужащие.
– Как вы сюда попали?
– Мы пересекли Норвегию.
Тогда они сказали, что этим утром прибыло еще несколько британцев, но пораньше. Им разрешили повидаться, и, хотя они, конечно, хорошо знали, кто это такие, они с удивлением и восторгом встретили группу Ларсена. Но среди них не видно было Боба Эванса.
Ларсен и его группа были остановлены патрулем из двух немецких полицейских, один из которых был в своем черном мундире, а другой в гражданской одежде, в горном городке всего в нескольких сотнях ярдов от границы с норвежской стороны. Остановив норвежцев, немцы спросили у них, почему они не признают полицейский мундир, потребовали удостоверения личности и, хотя фальшивые документы их вроде бы вполне удовлетворили, заявили Ларсену, что всем пятерым лучше пройти в полицейское отделение для дальнейшего допроса. И они пошли, впереди – англичане и норвежцы, сзади – немцы. Это было совсем нехорошо, потому что большинство бывших у группы револьверов они оставили норвежцам, помогавшим им выбраться. Но у Билла Тебба револьвер еще был.
– Я попытаюсь что-то сделать с этими квадратными головами, – пробормотал он тихо идущим рядом.
– Хорошая мысль, – прошептал в ответ Ларсен. – Как только мы свернем за угол, изобразите удивление на ваших лицах.
Этот «заугольный» трюк был частью их уроков спасения. Он давал некоторую долю секунды, чтобы можно было вынуть оружие.
Как только они повернули за угол, Тебб выхватил свой револьвер и выстрелил. Его первый выстрел ушел в сторону, но ответный залп из «люгеров» поразил Эванса в живот. Тебб выстрелил еще два раза, и немцы упали. Оба они были убиты. Ларсен и Крейг бросились к тому месту, где лежал Эванс. Они попытались поднять тело, чтобы перенести его за границу. Ведь у них, вероятнее всего, было только несколько минут до того времени, пока звуки выстрелов не привлекут подмогу к предместьям городка. Но Боб Эванс весил добрых девяносто килограммов. Он был нетранспортабелен. Так или иначе, он был убит. Они хорошо рассмотрели его. Без всякого сомнения, он был мертв.
– Нам придется оставить его, – сказал Крейг. – Я вижу, что его опознавательный жетон на нем. Красный Крест опознает его. А нам лучше сейчас же уходить.
Так получилось, что Ларсен, Крейг, Тебб и Странд добрались до небольшой шведской деревни и очутились здесь. Этой горькой историей исчерпывался рассказ Ларсена и Крейга. Все они по-своему любили Боба Эванса, поэтому даже не знали, что сказать.
Немного позже днем они подсчитали, что обе группы, по всей видимости, пересекли границу с интервалом в один час и на расстоянии одной мили друг от друга. Это было примечательно, поскольку они шли порознь четыре дня и четыре ночи.
В течение следующих сорока восьми часов они сидели запертыми на замок в одном из домов в деревне. Шведы обращались с ними очень хорошо, и, когда мысль о смерти Эванса покидала их хотя бы на несколько минут, они принимались за разговоры. То, что произошло во фьорде, было предметом долгих обсуждений. Ларсен был рад вновь видеть Брюстера. За те недели, что прошли с тех пор, как «Артур» появился в Лох-Кернбоуне, они определенно стали друзьями. Часть их бесед касалась возвращения в Англию. Ларсен уже думал, как подготовить следующую затрещину немцам. Он задавался вопросом, что скажет об этой идее Тайни Фелл и что по этому поводу сможет сделать адмиралтейство.
Утром третьего дня за ними пришел транспорт, чтобы отвезти их в лагерь для интернированных, недалеко от Стокгольма. Спустя десять дней они оказались в самом Стокгольме. Были некоторые причины, задерживающие их в Швеции, и они знали о них. Воздушный рейс домой был зарезервирован, обеспечивалось проживание до наступления летной погоды. Брюстер оказался в довольно современной гостинице. Ему купили новую штатскую одежду, и он жил как бы в атмосфере отпуска. Он осмотрел Королевский дворец, здание парламента и Оперный театр. Он свободно ходил и общался, его кормили и поили. Ему почти жаль было улетать. Но все же, как и остальным, но в разное время, ему пришлось отбыть – в десять часов вечера 17 ноября его самолет приземлился в Льюхар-се, в его родной Шотландии, вдали от которой он был более месяца.
