Будучи, как и его солдаты, потрясен грохотом первых взрывов (их жертвой стал винный склад; после него занялся огнем Симонов монастырь; в последующие дни последуют новые взрывы; благодаря неожиданному ливню разрушения окажутся не столь чудовищными, как рассчитывал французский император), Наполеон, тем не менее, с омерзением взирал на то, как отвратительно растянулась его армия на местности, – она словно составляла одну бесконечную линию. Причиной этого были бесконечные обозы с награбленным добром.
Характерная деталь: Наполеон позволяет сохранить обозы.
Почему?
Неужели же он не отдавал себе отчета в том, что обозы существенно влияют на скорость перемещения воинских частей и вдобавок решительно не позволяют держаться строгого порядка, тем самым демонстрируя полную уязвимость всей армии?
Естественно, отдавал!
Отчего именно в тот момент позволил им остаться – непонятно. Возможно, еще один пример двойственности решений, принимаемых им в то страшное для французов время. Правда, возможно истолковать колебание Наполеона иначе: понимая, как разочарованы солдаты его армии, привыкшие к триумфам, и какие тяготы выпали им на долю уже и ожидают впоследствии, император вознамерился позволить им сохранить до поры до времени хотя бы то, что им удалось урвать, дабы по счастливом возвращении на родину они хоть как-то могли возместить моральные и материальные издержки. Однако очень скоро, когда яростные атаки жутких казаков станут постоянными, Наполеон отдаст приказ бросить все награбленное: «Тут не до жиру, тут быть бы живу!»
За несколько часов до того, как Москву покинул Мортье, которому было поручено Наполеоном устройство всех взрывов, весть об этом достигла русских. Но первыми о случившемся узнали казаки.
Е. В. Тарле сообщает:
«Взрывы не были слышны в далеком русском лагере, но их слышали казачьи разъезды, давно уже украдкой рыскавшие вокруг Москвы. 22 октября прапорщик Языков с казачьим отрядом пробирался близ Москвы с целями разведки. Вдруг они услышали страшный грохот и треск, донесшийся из города. Языков решился на очень рискованный поступок: проникнуть в город насколько будет возможно, чтобы узнать о причине.
Маленький отряд въехал в Москву. Мертвое молчание поразило их. Не видя французов и ни души на улицах, они постепенно продвинулись к самому Кремлю, и тут они первые в России узнали потрясающую новость: Наполеон ушел».
Когда Великая Армия оставила Москву, вновь охваченную огнем, зарево пламени распространилось по округе почти на 10 км. Было светло как днем и жутко.
Наполеон двигался на Смоленск, рассчитывая оттуда идти через Калугу. Помните о загодя отправленной в Смоленск теплой одежде? Вот тут-то она и должна была пригодиться (правда, случись отход по зиме; а пока было сравнительно тепло). Кроме одежды, у Наполеона в Смоленске находились припасы для армии. Так что об ином маршруте отступления не могло быть и речи! «„Идем в Калугу! И горе тем, кто станет на моем пути!“ – таковы были его слова, когда 19 октября он выводил свою армию из Москвы», – пишет Е. В. Тарле.
Сражение при Малоярославце 12 октября 1812 года. Литография С. Шифляра
Но о том, что у Наполеона в Смоленске запасы, было известно и Кутузову. Прекрасно понимал он и то, что, если Наполеон двинется на Смоленск через Калугу, это будет для французов очень выгодно: военных действий там не было, окрестные села не разорены. Именно поэтому 24 октября Кутузов решает напасть и устроить Наполеону сражение под Малоярославцем. Это, между прочим, был еще один своего рода поворотный момент. Если бы Наполеон отважился на новое Бородино и вдруг бы победил, – все могло бы пойти иначе. Малоярославец 8 раз переходил из рук в руки и был в итоге разрушен и охвачен пожаром. В развалинах осталось много раненых, которым не было никакой возможности помочь из-за очень сильного пламени.
Вопреки пожеланию императора Александра I и его клики (их требования вполне отвечали выгоде, например, Англии, но отнюдь не России), «25 октября на рассвете Кутузов приказал русской армии отступить от Малоярославца к югу на 2,5 версты. Авангард Милорадовича отошел от города на самое ничтожное расстояние. Наполеон видел, что ему предстоит, если он по-прежнему намерен прорваться к Калуге, принять генеральный бой, не меньший по размерам, чем Бородино. И он не решился.
В первый раз в своей жизни Наполеон отступил от ждавшей его генеральной битвы. В первый раз за эту кровавую русскую кампанию он повернулся спиной к русской армии, решился перейти из позиции преследующего в позицию преследуемого. Истинное отступление Великой Армии началось не 19 октября, когда Наполеон вывел ее из Москвы и повел на Калугу, а вечером 24 октября, когда он решил отказаться от Калуги и отступить назад, к Боровску», – отмечает Е. В. Тарле.
Впрочем, сама жизнь Наполеона могла оборваться той же ночью.
Арман Коленкур, все это время неотлучно бывший при нем, приводит в своих мемуарах следующие сведения:
«За час до рассвета (в ночь на 25 октября) император снова вызвал меня. Мы были одни. У него был очень озабоченный вид, и, казалось, он чувствовал потребность излить душу, высказать гнетущие его мысли.
– Дело становится серьезным, – сказал он мне. – Я все время бью русских, но это не ведет ни к чему.
Минут пятнадцать продолжалось молчание, и император ходил взад и вперед по своей маленькой комнатке. Потом он сказал:
– Я сейчас удостоверюсь сам, находится ли неприятель на позициях или же, как видно по всему, отступает. Этот чертов Кутузов не примет боя! Прикажите подать лошадей. Едем!
С этими словами он схватил свою шляпу, собираясь выйти. К счастью, в этот момент вошли герцог Истрийский и князь Невшательский; вместе со мною они стали уговаривать императора, указывая, что сейчас очень темно, и он подъедет к аванпостам еще до того, как можно будет различить что-нибудь; гвардия заняла свои позиции ночью, и мы не слишком точно знали, как разместились корпуса.
Император все же хотел ехать, но в это время прибыл один из адъютантов вице-короля и сообщил ему, что на неприятельской стороне горят лишь костры казаков, а только что задержанные нами солдаты и крестьяне подтверждают отступление русской армии. Получив эти сведения, император решил обождать, но полчаса спустя нетерпение взяло верх, и он отправился в свою поездку. Еще только начинало рассветать, и в 500 туазах от ставки мы столкнулись нос с носом с казаками, главный отряд которых напал впереди нас на артиллерийский парк и артиллерийские части, заслышав их передвижение. Казаки захватили несколько орудий.
…Возле императора были только князь Невшательский и я. Мы все трое держали в руках обнаженные шпаги. Схватка происходила очень близко, все ближе и ближе к императору; он решил проехать несколько шагов и подняться на вершину холма, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. В этот момент к нам присоединились остальные егери из конвоя; один за другим прибыли дежурные эскадроны, которые не успели сесть на коней, когда император внезапно отправился в свою поездку. Ринувшись в том направлении, откуда доносились крики сражающихся, два первых эскадрона опрокинули первые ряды казаков. Остальные два с герцогом Истрийским во главе, шедшие на небольшом расстоянии от них, подоспели как раз вовремя, чтобы поддержать первые эскадроны, завязавшие ожесточенный бой и окруженные целой тучей казаков.
