Эти слова таинственны. Ведь мы знаем, что Сципион и Семпрония были в браке много лет. Что же привязывало его все эти годы к некрасивой, бесплодной женщине? И что привязывало ее к нелюбимому мужу? Ведь в Риме инициатором развода мог быть любой из супругов. Это первое.
Второе. Брак Сципиона оставался бездетным. В таком случае римляне обычно либо прибегали к разводу — в ту эпоху крайне редко, либо — гораздо чаще — усыновляли чужого ребенка. Почему Публий не сделал ни того ни другого? Сразу напрашивается одно объяснение. Отец самого Сципиона развелся с женой, когда сын был совсем ребенком, и отдал его в другую семью. Хотя мальчик и был любим в новом доме и счастлив, мысль об усыновлении невольно соединялась в его сознании с воспоминанием о том, что родители расстались. А это причинило мальчику сильную боль. Вот почему теперь подобный путь был для него неприемлем. Но все-таки странно, что он не расстался с нелюбимой женщиной. Астин предлагает такое объяснение. После возвращения из-под Нуманции Сципион порвал со всей семьей Гракхов. Но он не мог официально развестись, потому что тогда должен был вернуть жене ее приданое. Между тем денег у него не было вовсе, а Семпрония происходила из богатой семьи и, вероятно, имела роскошное приданое. Поэтому развод пришлось отложить.
Как бы то ни было, если верить Аппиану, супруги последние годы фактически были в разводе, хотя по какой-то причине не оформляли его официально. Если Семпрония была похожа на своих братьев, надо представить ее натурой, наделенной необузданными страстями и жаждой мести. Такая натура не могла простить человеку, оскорбившему ее семью или пренебрегшему ею как женщиной. Хотя Сципион и порвал с женой, он, очевидно, продолжал смотреть на нее как на своего друга и абсолютно ей доверял. Тут он при всем своем необыкновенном уме ошибся, как говорит Цицерон.
Остается последний вопрос: как был убит Сципион. Читатель, вероятно, заметил, что Ливий называет причиной смерти яд, а Аппиан говорит об убийце, по-видимому, впущенном Семпронией. Эти две версии мы встречаем и в дальнейшем у античных авторов. Плутарх так и пишет, что одни полагали, что он умер от яда, другие — что «его задушили прокравшиеся ночью враги» (Rom., 27). Я говорила, что лицо Сципиона было обезображено. Действительно. Его, против всех обычаев, хоронили с закрытой головой (Veil., II, 4; Vir. illustr., 58). Но каким образом было изуродовано лицо, неясно. Плутарх говорит, что тело Публия три дня лежало в его атриуме и весь Рим с ним прощался. Значит, все видели его лицо (Rom., 27). Но совсем не очевидно, что он лежал с открытой головой. Весьма возможно, что заботливая рука скрыла лицо Сципиона от посторонних глаз и только самые близкие люди видели его. И действительно, все дошедшие до нас сообщения имеют характер слухов, притом весьма неясных. Веллей Патеркул: «На шее у него были видны какие-то следы удушения» (на шее — почему же закрыто было лицо?) (Veil., II, 4). У автора биографий великих людей: «Его несли с закрытой головой, чтобы не видно было синее пятно на лице» (Vir. illustr., 58). У Плутарха: «На теле (sic Г) его выступили какие-то следы, как казалось, следы насилия» (C. Gracch., 10). Похоже, что никто из писавших не знал ничего определенного.
И все же я склоняюсь к версии, что он был задушен. Почему? Во-первых, мне кажется, что яд не мог до такой степени обезобразить лицо. Но самое главное другое. Я начала с того, что убийцей называли Карбона. Красс, который, видимо, знал об этом преступлении очень много, раз у него хватило материала на целое дело, называет его «союзником в убийстве Публия Африканского». Но в чем же заключалось его соучастие? Неужели только в том, что он купил яду в ближайшей аптеке? Видимо, его самого или какого-то его посланца впустила в ту роковую ночь Семпрония.
Впрочем, обе версии не исключают друг друга. Известно, что царевича Деметрия Македонского отравили, а когда он, почувствовав внезапную боль, лег, задушили подушкой. Я, конечно, вовсе не думаю, что Сципиона сначала отравили, потом задушили. Если бы ему дали яд, убийца был бы уже не нужен. Но я вполне допускаю, что он был усыплен или чем-то одурманен. В самом деле. Он ушел к себе писать речь. То есть собирался эту ночь работать, а не спать. Между тем его нашли мертвым в постели и смерть скорее всего наступила во сне. Иначе Сципион, конечно, не сдался бы без сопротивления. Это был сильный, ловкий воин. Поднялся бы шум, на который сбежался бы весь дом. Нет. Я думаю, убийца, кто бы он ни был, не решился один на один столкнуться со Сципионом
[215].
Когда я снова и снова мысленно оглядываю жизнь Сципиона, я спрашиваю себя, в чем же секрет той бесконечной любви и благодарности, которые питал к нему Рим. Для римлян он был дороже всех героев прошлого и настоящего.
Он был лучшим полководцем, говорит Плиний. Да, бесспорно. Он был блестящим военачальником. Разрушив Карфаген и покорив Нуманцию, он завершил две мучительнейшие войны. Но в Риме были полководцы, не уступавшие Сципиону. Тит Фламинин разбил македонскую фалангу, а отец нашего героя, Эмилий Павел, разгромил великое Македонское царство, страшного соперника Республики. А между тем в широких кругах он был известен просто как отец Сципиона, ибо то, что он произвел на свет Публия, значило безмерно больше, чем любые великолепные триумфы.
Он был лучшим сенатором, то есть государственным мужем, продолжает Плиний. И это бесспорно. Светлый, ясный ум делал Сципиона опорой Республики. Но все же с его именем не связано ни одного великого преобразования. Закон о табличках, который провели с его помощью, никак нельзя сравнить с реформами Гракхов или Друза. Но могли ли Гракхи или Друз стать в сознании римлян рядом с Публием Африканским?! Он проводил, будучи цензором, великое очищение. Но результаты этого очищения были не так уж велики. Многие из тех, кого он изгнал из сената и опозорил, были восстановлены его мягкосердечным коллегой.
Он был лучшим оратором, пишет Плиний. Верно и это. Его речь была великолепной. Но вскоре Гай Гракх и Красс Оратор, не говоря уже о Цицероне, затмили его.
