А затем я вдруг увидела мать. И не поверила своим глазам.
Она стояла чуть поодаль и с грустной улыбкой наблюдала за творившейся вокруг суматохой.
На нее поглядывали, конечно. Про историю ее бегства от мужа знала вся деревня, поэтому ее появление не могло пройти незамеченным. Чаще всего на нее косились с откровенным неодобрением, смешанным с жадным любопытством. Но я заметила и несколько откровенно восхищенных взглядов, кидаемых исподволь молодыми девицами на выданье.
Скоро осень. Традиционная пора свадеб. И чую, очень многим не нравится тот выбор, который за них сделали родители.
Но выбор ее одежды на мою свадьбу изумил меня даже больше нежданного визита. Я полагала, мать явится в самом лучшем наряде. Будет смеяться и радоваться жизни, всем своим видом демонстрируя то, что не раскаивается в содеянном.
Однако мать стояла в какой-то грязной серой хламиде и босая. Прежде роскошные волосы, которые она, вопреки традиции, чаще носила распущенными, сейчас были убраны под такой же грязный и убогий платок, больше похожий, если честно, на половую тряпку. А под ее глазом желтело нечто, более напоминающее неумело припудренный и почти заживший синяк.
— Вот и последний гвоздь, папа, — тяжело дыша, сказал Раус. Попрыгал на помосте, проверяя его на прочность. С торжествующей улыбкой повернулся к народу, видимо, ожидая возгласов одобрения.
И тут его лицо окаменело, когда он посмотрел на мать.
Ее было нельзя не заметить. Хоть она и старалась держаться в стороне, но бывшие односельчане, словно невзначай, не подходили близко. В итоге около нее образовался своего рода круг отчуждения.
— Ну давай сюда свой гвоздь! — приказал отец. Вытянул руку и пощелкал пальцами.
Раус не услышал его. Он не отводил глаз от матери, забыв обо всем на свете.
— Заснул, что ли? — недовольно прикрикнул отец. Обернулся и тоже остолбенел.
Молоток выпал из его мигом ослабевших рук, лишь каким-то чудом не угодив по носку сапога. Рассыпались по помосту гвозди. А отец уже шел к матери. Чуть ли не кубарем спустился со ступеней, не глядя под ноги. Толпа послушно расступалась перед ним, и я видела, как некоторые торжествующе ухмыляются. Наверное, ожидают, что сейчас начнется некрасивая свара, которая в итоге перейдет в потасовку. Как говорится, какая деревенская свадьба без драки?
— Наверное, стоит кликнуть Дрегана, — с тревогой проговорила я Хоргу, который без зазрения совести лакомился угощениями с уже накрытых столов.
Конечно, тут не было заморских яств и изысканных кушаний. Как говорится, чем богаты — тем и рады. В основном ягоды и овощи. Отец запек молочного поросенка целиком. И это было основным блюдом. Кто-то принес целую кастрюлю ранней молодой картошки, отваренной прямо в кожуре. Крепкие соленые огурчики, сало, покрытое пластами чеснока, домашний свежий хлеб, ноздреватый сыр. Подруги Ирели приготовили пироги со всевозможными начинками. А венчала стол огромная бутыль мутного самогона, который Дреган выкупил у местного умельца. К нему прилагалось несколько глиняных графинов поменьше со всевозможными настойками.
Словом, я даже не представляла, что возможно раздобыть столько снеди в такое короткое время. Но Дреган платил с охотой, и с еще большей охотой селяне несли ему домашние заготовки и свои кулинарные изыски.
Ох, надеюсь, что семейство Грега в этом не участвовало. А то с них бы сталось крысиного яда куда подбавить. Хотя я не видела никого из них. И это, несомненно, радовало. А еще Хорг заверил меня, что без проблем почувствует отраву. И теперь с величайшим удовольствием снимал пробу с каждого блюда.
— Не стоит, — прошамкал зверек, набив себе полный рот спелой вишни. — Эта парочка сама разберется. У Дрегана и без того хлопот хватает.
— А если отец ударит ее? — спросила я и с волнением заломила руки.
Хорг чуть не подавился косточкой. Закашлялся, уткнув мордочку в крыло, чтобы не разлетелись брызги из пасти. Затем укоризненно взглянул на меня.
— Разве твой отец в состоянии вообще кого-нибудь ударить? — скептически вопросил он. — Да такого добрейшего тюфяка я в жизни не встречал!
— И ничего он не тюфяк, — возразила я, покоробленная его насмешливым тоном.
— Тюфяк-тюфяк, — с насмешкой повторил Хорг. — Или думаешь, эта выходка твоей матушки была первой? Да наверняка она и раньше погуливала. И это еще мягко сказано, раз умудрилась тебя так долго за его дочь выдавать. Ты же не в их масть совершенно. Отец — невысокий, кряжистый, темноволосый. Раус такой же. Да и мать не сильно отличается. Откуда в такой семье взяться голубоглазой блондинке? Но нет, у твоего отца ни разу никаких вопросов не возникло. А ведь, поди, ему нашептывали доброхоты — приглядись, подумай. В деревнях, сама знаешь, все всегда на виду.
— Просто он любил ее, — обиженно заявила я.
— Любовь разная бывает. — Хорг отправил в пасть еще одну пригоршню сладких крупных ягод. Прочавкал: — Да чего спорить? Глянь, что сейчас будет.
Я опять все внимание обратила на мать с отцом, на время перестав расставлять тарелки на столе.
Отец подошел к матери вплотную. Что-то сказал ей — и она вдруг опустилась перед ним на колени. Виновато понурила голову, и распущенные волосы водопадом упали на лицо.
Любопытствующие зашумели. Самый смелый даже выскочил вперед, явно не желая упустить и слова из разговора супругов.
Но через мгновение отец уже вздернул мать на ноги. Ласково провел ей рукой по щеке, подушечкой большого пальца тронул опухшую скулу.
— Готов поклясться вторым своим крылом, что она сама синяк себе сообразила, — флегматично проговорил Хорг, переключившись на блюдо со свиной колбасой. — Шарахнулась, поди, об косяк. И явилась сюда.
— Зачем ей это? — скептически спросила я.
— А потому что, дорогая моя, редко когда найдешь такого тюфяка, как твой отец. — Хорг задумчиво принюхался к ядреной горчице, но пробовать ее поостерегся. — Поди, новый хахаль-то оказался норовом посуровее. Мигом показал ей, где место женщины в избе. Около плиты да в огороде. Как тут не вспомнишь глупого доброго мужа, который взвалил на себя большую часть хозяйственных забот и не рыпался. А потом слухи донесли до нее, что оставленный рогатый супруг и вовсе не бедствует. Устроился в замок, получает неплохо. Дочку, вон, за мага выдает. Вот и призадумалась, не упустила ли она счастье, погнавшись за журавлем в небе и выпустив синицу из рук.
Мне не нравились рассуждения Хорга. Но я никак не могла придумать колкий, язвительный ответ.
Да что там кривить душой, я хотела, чтобы мать и отец помирились. Действительно хотела. Каждый имеет право на ошибку. И если мать осознала свою вину, то почему бы отцу ее не простить?
— Что это вы тут так бурно обсуждаете?
В следующее мгновение на мою талию легли руки Дрегана, и мужчина уткнулся носом в мою макушку.
Сердце привычно екнуло от восторга. Для меня по-прежнему все происходящее было самым счастливым сном.
