Причем настоящий смысл этого открытия души духовнику бесконечно далек от действительного покаяния»
[25].
Вспомним пример девушки, которая только после совершения серьезного, с ее точки зрения, проступка ощутила острую подлинную вину и смогла осознать свои настоящие ценности. Это пример того, как конфликт с навязанными нормами и теми, кто их предлагает, может помочь невротику понять, кто он и ради чего живет на самом деле.
Разумеется, этот путь – путь грубого нарушения норм – очень опасен. Но благие мотивы, толкающие людей на него, неоспоримы – это желание найти себя, прорваться к себе настоящему.
Те же самые мотивы, только в более скрытом виде, имеются и у человека, который сначала неискренне исповедует грех, затем ощущает униженность от необходимости лгать, а после повторяет проступок как бы назло, в отместку за свое унижение.
Более «умеренным» решением, помогающим разорвать этот порочный круг невроза, может стать для человека не конфронтация, а временный разрыв отношений с теми, кто навязывает моральные нормы, еще не выстраданные им самим. Этот разрыв необходим для полноценного осмысления, проверки и перепроверки своих собственных ценностей. По этой причине подростки могут отстраняться от родителей. А верующие – отдаляться от Церкви. Когда таинство исповеди, сердцевина духовной жизни, не исцеляет человека, а провоцирует на еще больший грех, лучше к этому таинству не прибегать. Церковь в такой ситуации уже не может стать посредницей между запутавшимся в себе человеком и Господом. Ведь, приходя в храм, человек видит не Бога, а свои тревоги.
Как мы уже говорили, в сложные времена переоценки ценностей лучше не оставаться наедине с самим собой. Можно и нужно искать помощи. Очень хорошо, если рядом окажется мудрый наставник, например, опытный священник или хороший психолог, который поможет не делать скоропалительных выводов, не принимать радикальных решений, а спокойно и по существу разобраться в происходящем.
Освобождение от самозащиты
Есть ситуации, когда любовь и сострадание (которое, в сущности, тоже является формой любви) могут многое в нас изменить, выявить подлинную вину и изгнать поддельную. Они выносят человека за пределы его самого, и тревога уходит, растворяется. Благодаря этому здоровая вина, до той поры вытесненная невротической виной или мнимым равнодушием, поднимается со дна души на поверхность – тайное становится явным. Причем это справедливо в отношении всякой любви – и любви по отношению к нам, и нашей собственной любви к кому-то.
Возможно, именно о таком случае из жизни протоиерея Александра Ельчанинова рассказывал митрополит Антоний Сурожский:
«Много лет тому назад, в 1920-х годах, был съезд РСХД во Франции. Один бывший офицер пришел на исповедь к отцу Александру Ельчанинову, «Записки» которого вы можете еще и теперь читать, они были изданы. Он был один из самых светлых духовников эмиграции в ранние годы. Офицер исповедовался, но предварил свою исповедь тем, что сказал: «Я сознаю свою греховность умом, но ничего до моего сердца не доходит, я знаю, в чем я не прав, знаю, в чем я согрешил, знаю, что я недостоин ни себя, ни Бога, ни тех людей, которые меня любят и уважают, и не могу этого почувствовать». И отец Александр сделал нечто очень смелое. Он сказал: «Знаешь, не исповедуйся мне. Когда завтра утром мы соберемся на Литургию, ты выйдешь вперед и открыто всему съезду молодежи скажешь о том, что ты совершил в течение своей жизни». И этот человек настолько чувствовал, что ему нужна свобода, нужно вырваться из плена греха, что на следующее утро, когда все собрались, и молодежь, и люди менее молодые, составлявшие этот съезд, он вышел и объяснил, для чего он вышел вперед, и начал говорить. И его тогда поразило: он ожидал, что люди, слыша его исповедь, будут как-то сторониться его, отреагируют отрицательно, закроются, отвергнут его: «Как ты можешь быть таким, как ты смеешь быть в храме, как ты можешь быть в нашей среде, когда ты исповедуешься в таких страшных вещах!» И вместо этого он почувствовал такое сострадание, такую жалость, такую любовь, такую открытость, он почувствовал, что весь съезд, вместо того чтобы шарахнуться от его исповеди, открылся и открыл ему объятия своего сердца. И этот опыт на него так подействовал, что он разрыдался, и его покаяние исходило уже не из его ума, а из глубин сердца. Он стал новым человеком, потому что был принят состраданием и любовью других людей»
[26].
Как мы уже сказали, это преобразование возможно не только тогда, когда любовь направлена на нас, но и в том случае, когда мы сами любим. Человек, уязвимый к критике, может забыть о себе, если его ошибка коснется очень важных для него ценностей, значимых для него людей, потрясет основы его жизни. Проблема личной защищенности на фоне этой встряски может попросту потерять свое значение. Человек как бы «забудет» о том, что ему нужно защищаться.
«Например, пятнадцатилетняя девочка-подросток отправилась на прогулку, пообещав родителям вернуться не позже десяти часов вечера. Но неожиданно она познакомилась с симпатичным молодым человеком, который пригласил ее в кафе. Новый друг оказался очень интересным, больше того, это был первый мальчик, всерьез обративший на нее внимание. И взволнованная девушка совершенно забыла о времени. Она опомнилась, только когда на часах был первый час ночи и родители уже сбились с ног в поисках дочери. Самой большой ошибкой было то, что она забыла взять с собой телефон. Девушка со всех ног бросилась домой. Увидев смертельно напуганных родителей, она испытала такое сильное чувство вины, что не обиделась ни на крики отца, ни на упреки плачущей матери. Она понимала, как сильно они переживали за нее, как боялись ее потерять, поэтому искренне попросила прощения. Более того, после этого случая она переосмыслила свои отношения с родителями, которые до сих пор были довольно сложными. Теперь за их требованиями и претензиями она смогла увидеть не самодурство, а тревогу за нее.
Самообвинения вместо вины: третий тип невротической вины
Бывает, что человек испытывает подлинную вину, но уклоняется от ее полного осознания, опасаясь последствий, которые она за собой повлечет. Ведь ему нужно будет что-то менять в себе и окружающем мире. Он подавляет вину, однако ее энергия никуда не исчезает. Она переходит на самого человека и становится разрушительной. Подавленная вина часто оборачивается переживанием бессмысленности существования, изоляции от окружающих, внутренней рассогласованностью. Иногда – самобичеванием и самообвинениями.
Человек вроде бы не отрекается от своей виновности, но этим формальным признанием все и заканчивается. Чем «удобны» самообвинения – они помогают и имитировать переживание подлинной вины (настоящее переживание при этом подавлено), и частично оправдывать совершенное. Человек может рассуждать так:
