Павел Пустынник жил в потайном убежище в горах, где в дни Клеопатры обитали фальшивомонетчики. Они устроили в скале пещеру, и Павел обнаружил в ней ржавые молотки, которыми чеканили монеты, и наковальни. Укрывище находилось в тени старой пальмы, его орошал маленький источник. Антоний сперва приготовлял себя к отшельнической жизни неподалеку от родного дома (вблизи Гераклеополя, что в Среднем Египте), затем он долгое время прожил в гробнице, потом – в пустыне, кишевшей змеями, и наконец бежал от верующих в оазис, окруженный скалами; об этом мы поговорим ниже. Иларион из Тавафы, что возле Газы, отыскал самое любимое разбойниками место во всей округе, между топью и морем, и там служил Господу – сперва вовсе без какой-либо крыши над головой, потом – в маленькой камышовой хижине, а затем – в каменной келье пяти футов в высоту. Лишения, на которые обрекали себя эти воспитанные в роскоши люди, столь чудовищны, что лишь мужчины очень крепкого телосложения способны были выдержать их. На наш взгляд, большие мучения, чем недостаток пищи, как качественный, так и количественный, приносила ужасная грязь и отвратительные насекомые, страдать от которых отшельники считали себя обязанными, как и в XIV веке брат Аманд и другие. Впрочем, это было вполне естественно после того, как предыдущие поколения предавались в роскошных банях всем видам телесных наслаждений. Крайне тяжело переносимую нехватку общения можно не брать в расчет: вся культура и образованность пустынников сводилась к тому, что они знали Библию наизусть. Это, однако, не спасало их от жесточайших внутренних борений, частью представавших в форме демонских искушений. Тут легко предположить, что перед нами типичная для античности персонификация духовных сил, но на самом деле такого сложного объяснения совершенно не требуется. Иногда причиной является собственная чувственность этих отшельников, иногда – воспоминания о былой жизни, иногда ужасы пустыни навевают на анахоретов мучительные кошмары. Весь мир помнит, как в гробнице, служившей Антонию жилищем, появилось адово воинство, хотя оно чем-то напоминает бурлески Жака Калло: «Демоны... разорив четыре стены Антониева жилища, вторгаются, преобразившись в зверей и пресмыкающихся. Все место мгновенно наполнилось призраками львов, медведей, леопардов, волов, змей, аспидов, скорпионов, волков. И все эти привидения производят страшный шум, обнаруживают лютую ярость». Бывало, что демоны приходили в человеческом обличье, пританцовывая, крича и свистя, и до полусмерти избивали святого. Еще более пестры видения Илариона. Каждую ночь вокруг него раздавались разнообразные звуки: плач младенцев, блеяние овечьих стад, рев быков, трубный зов армий. В ясном свете луны прямо на него помчалась колесница, влекомая взбесившимися лошадьми, но земля поглотила ее, стоило ему вскричать: «Иисус!» Ему являлись обнаженные женщины и богато накрытые столы, или же, пока святой стоял на молитве, на него прыгали лисы и волки. Однажды перед его глазами совершился поединок гладиаторов, и побежденный пал у его ног и умоляющим взором попросил о погребении. Злой дух принимает даже то жестокое обличье, которое помогает запечатлеться в нашей памяти приключениям Синдбада: он вспрыгивает на коленопреклоненного, но почему-либо отвлекшегося Илариона, седлает его, как всадник, издевательски лупит пятками по бокам и отказывается слезать.
Спокойнее всего пустынники относились к демонам, которые честно носили собственную личину сатира или кентавра и иногда стремились к обращению и искали заступничества. Что касается кентавров, здесь великий Иероним отказался решить, были ли они просто масками дьявола или пустыня действительно порождает таких чудовищ, но настаивает на реальности сатира, указавшего Антонию дорогу к святому Павлу и молившего о заступничестве. При Констанции подобное создание якобы было поймано, принесено в Александрию живым, но там умерло; его тело набили солью и отправили в Антиохию, чтобы император, там находившийся, мог узреть это чудо. Кроме того, у сатира святого Антония сохранились козлиные ноги и рожки, что выдает в нем Паниска; он не утратил также и крючковатого носа старого развратника.
После периода испытаний в жизни аскета наступал новый этап, вызывавший смешанные чувства. Мир, нуждающийся в помощи, узнавал о нем, прозревал в нем нечто необычное и возвышенное и отыскивал его в глуши. Отшельник начинал творить чудеса, без помощи мистерий и фантасмагорий, посредством одной только молитвы. Приносило ли это пользу душе его? Не вспыхивала ли в ней неизбежная гордость? Вокруг собирались почитатели и строили рядом собственные кельи; рано или поздно ему приходилось признать их своими учениками, и из-за количества посетителей он вскоре начинал нуждаться в помощниках. Наполовину против своей воли он становился «отцом», господином. Антоний, несколько десятилетий такую жизнь терпевший, бежал наконец в глубину пустыни (около 310 г.) и там, в окрестностях Афродитополя, обнаружил гору и несколько пальм, питаемых сбегавшими с нее ручейками. Но и там отыскала его братия, и ему пришлось разрешить поселиться с ним двоим из них – Пелузиану и переводчику Исааку. Снова к нему повалили бесконечные паломники, еретики и православные, высокие римские чиновники и языческие жрецы, здоровые и больные, в таких количествах, что сочли необходимым создать постоянно действующее верблюжье сообщение от Афродитополя через пустыню к жилищу отшельника. Ему не оставалось ничего, кроме как выстроить труднодоступную келью на отвесной скале, чтобы скрываться туда хотя бы изредка. Последним его велением было хранить в тайне место его погребения, поскольку богатый землевладелец, живший по соседству, уже поджидал его тела, дабы соорудить у себя в поместье martyrium, то есть церковь с гробницей святого, вероятно надеясь извлечь из этого деловую выгоду. Двое учеников сдержали слово, видимо боясь самого Илариона.
Ибо Иларион отправился в Египет, тоже стремясь лишь спастись от невыносимого наплыва посетителей и от опеки тысяч товарищей-пустынников, присоединившихся к нему в пустыне у Газы. В его биографии, одном из наиболее интересных произведений Иеронима, весьма живо описывается, откуда взялась и как выглядела эта толпа. В Газе и ее гавани Маюме стало известно, что в пустыне живет святой отшельник. Благородная римская дама, трое детей которой во время путешествия заболели лихорадкой, пошла к нему в сопровождении служанок и евнухов и слезами и стенаниями вынудила его пойти в Газу, где он и исцелил детей. С тех пор паломничества из Сирии и Египта не прекращались, однако в непосредственном соседстве язычество обороняло свои позиции особенно упорно. Великий бог Марна в своем храме в Газе вступает с Иларионом в настоящее состязание, и в торговом, привыкшем к роскоши городе происходит раскол, понять суть которого представляет определенную трудность. Выражается этот раскол в том, что к святому постоянно приводят одержимых, то есть преимущественно тех, кто разрывался между двумя религиями, причем обе были демонические. Теоретически жертва не сознавала, что она одержима; согласно древнейшему, более общему взгляду, демон самостоятельно выбирал себе человека или животное, или же его могли призвать злобствующие чародеи. Так, Иларион однажды исцелял бесноватого верблюда. Демон воспринимался как другая личность, отдельная от одержимого, и мог, например, говорить по-сирийски или по-гречески, тогда как жертва знала только латынь и франкский. Демон олицетворяет злых языческих богов, и в данном случае, конечно, Марну. Соревнуясь с идолом, святой отступил от своих принципов и противопоставил языческой магии христианскую. Один из цирковых антрепренеров города Газы, еще не обращенное должностное лицо, почитал Марну, и у него был чародей, который помогал выиграть лошадям своего патрона и замедлял бег коней противника. Последний, христианин Италик, воззвал к Илариону, который сперва высмеял его и спросил, почему тот не продаст лошадей и не раздаст полученное бедным. Но святого тронуло естественное желание этого человека искать поддержки у Господнего раба, а не у колдуна, а также мысль, что речь идет и о победе христианства в целом. Он дал Италику чашу с водой, которой следовало окропить животных, колесницу, конюшню, наездника и запоры карцеров. Зрители с напряженным интересом следили за ходом скачек, лошади христианина легко выиграли, и даже язычники кричали: «Христос победил Марну!» – так что многие после этого обратились. Тем не менее однажды Иларион исцелил смертельно больного циркового наездника лишь с тем условием, чтобы тот навсегда оставил свое ремесло.
