Гарднер поручили раскрыть секрет советских кодовых книг. Он должен был, опираясь на свои языковые навыки, идентифицировать общие места в кодовых группах и шаг за шагом воссоздать советскую кодовую книгу, которой шифровальщики пользовались до того, как кодировали сообщения через одноразовые блокноты. Эта задача требовала безграничного терпения и совершенно определенного склада личности. Гарднер был как раз тем человеком, которого искали: «высокий, нескладный, сдержанный, настоящий интеллектуал, абсолютно не склонный много говорить о своей работе», — так его описал агент контрразведки ФБР Роберт Лэмфер.
На первый взгляд информация, предоставленная Гузенко, не могла прямо помочь Гарднеру. Но в ней было несколько зацепок — в виде вышедших из употребления кодовых книг. С поля боя в Финляндии удалось забрать частично сгоревшую кодовую книгу, а Донован купил у финнов ее экземпляр для нужд УСС. Книгу передали в. Армейскую службу безопасности. Этот материал послужил образцом, подсказкой, как могут быть структурированы новые кодовые книги.
Летом 1946 года Гарднер наконец начал читать фрагменты некоторых сообщений двухлетней давности. Он понимал достаточно, чтобы заключить, что эти материалы касались советского шпионажа.
В некоторых сообщениях, конечно же, содержались англоязычные топонимы и названия, и советские шифровальщики использовали «таблицу транслитерации», чтобы кодировать буквы из латиницы. Гарднеру удалось восстановить эту таблицу, и 20 декабря он расшифровал сообщение, посланное из Нью-Йорка в Москву 2 декабря 1944. Он прочитал список имен:
Ганс БЕТЕ, Нильс БОР, Энрико ФЕРМИ, Джон НЕЙМАН, Бруно РОССИ, Георгий КИСТЯКОВСКИЙ, Эмилио СЕГРЕ, Дж. И. ТЭЙЛОР, Уильям ПЕННИ, Артур КОМПТОН, Эрнест ЛОУРЕНС, Гарольд ЮРИ, Ханс СТЭНАРМ, Эдвард ТЕЛЛЕР, Перси БРИДЖМЕН, Вернер ЭЙЗЕНБЕРГ, ШТРАССМАН.
Это был список ученых Манхэттенского проекта, к которому по каким-то причинам были добавлены фамилии Эйзенберга (то есть Гейзенберга) и Штрассмана. Хотя Гарднер этого еще не знал, список относился к отчету, который Холл передал Курнакову и Яцкову в октябре 1944 года.
Из-за дезертирства Гузенко был раскрыт Нанн Мэй, шпионивший за Манхэттенским проектом в пользу СССР из далекой монреальской лаборатории. Теперь, как можно было полагать, появилось свидетельство о шпионаже на территории самих США.
Надеюсь, у вас скоро родится малыш
Возможно, Фукс решил вернуться в Великобританию, движимый своего рода чувством верности, но та Британия, на землю которой он ступил в конце июня 1946 года, была унылой и негостеприимной. Правительство Эттли приняло решение с июля ввести карточки на хлеб, чем вызвало гнев оппозиционной партии консерваторов и протесты со стороны Национальной ассоциации профессиональных пекарей и Британской лиги домохозяек. Во время войны карточки на хлеб не вводились ни разу, и теперь, принимая такое решение, правительство признавало обнищание нации
[188]. В довершение всего зима 1946–1947 года выдалась в Британии одной из самых суровых за всю историю, с сильными снегопадами и морозами до —20° C и ниже.
Несмотря на все трудности, Фукс сравнительно благополучно устроился в Харвелле. В британское исследовательское общество входил небольшой костяк физиков, работавших в Лос-Аламосе. Среди них сложилась атмосфера, весьма напоминавшая ту, что была на Холме. Ученые разделяли идеалистические чувства о мирном использовании атомной энергии. Фукс приобрел нескольких новых друзей.
Тем временем Фукс приостановил свою разведывательную деятельность. На последней встрече с Голдом тот дал ему указания о встрече со связным в Британии, но Фукс решил не выполнять этих инструкций и не идти на контакт. Возможно, его все еще беспокоило разоблачение Нанна Мэя и суд над ним, или же Фукс подозревал, что за ним следят. И действительно, ученые, выезжавшие за рубеж для работы в секретных проектах, в то время были под слежкой британской разведки. Фукс принялся за работу — в своем фирменном сухом, сдержанном стиле.
Когда Пайерлс с женой решили сбежать от суровой британской зимы и отдохнуть на лыжном курорте в Швейцарии, Фукс с радостью согласился присоединиться к ним. Вернувшись в Британию через две недели, он решил возобновить шпионаж в пользу СССР.
Поскольку его контакт с советскими агентами был разорван, он решил восстановить связь через Юргена Кучински, но Кучински уже вернулся в Германию и работал в советской оккупационной зоне. На связь с советской разведкой его вывела другая немецкая коммунистка, эмигрантка Иоганна Клопштех. Фуксу сказали встретиться с новым связным в пабе «Лошадиная голова» в Вуд-Грине севернее Лондона 27 сентября 1947 года. Он должен был иметь с собой номер журнала Tribune и искать человека с красной книгой.
Связным оказался Александр Феклисов, агент НКВД, управлявший сетью связей Розенберга и работавший вместе с Яцковым в Нью-Йорке. Феклисов наблюдал с другой стороны улицы, как Фукс вошел в паб, а затем последовал за ним. Феклисов знал Фукса по фотографии, но вот Фукс не знал, с кем должен встретиться. Однако Клаус заметил красную книжку и подошел к стене, на которой в рамках висели фотографии знаменитых английских боксеров.
«Думаю, сильнейший британский тяжеловес — Брюс Вудкок», — произнес Фукс.
«О нет, Томми Фарр определенно лучше», — ответил Феклисов.
Это был пароль и отзыв. Феклисов и Фукс порознь вышли из паба. Только на улице Феклисов вновь подошел к Фуксу, представился Юджином и задал несколько вопросов, которые ему сообщили в Центре, в том числе о возможности создания водородной бомбы «Супер». Фукс обещал ответить на эти вопросы при следующей встрече.
Феклисов назначил новые встречи в пабе «Пятнистая лошадь» на Патни-Хай-стрит и на выходе из станции метро Кью-Гардене. Планировалось встречаться раз в два-три месяца.
«Очень рад снова с вами встретиться, — сказал Фукс прощаясь. — Надеюсь, у вас скоро родится малыш».
Феклисов не понял: «Какой малыш?»
«Ваша бомба. Судя по вопросам, которые вас интересуют, у вас на это уйдет год-два. Американцы и наши английские исследователи считают, что вам понадобится лет семь-восемь. Они сильно ошибаются, и меня это радует».
Затем Фукс вручил Феклисову объемный пакет, в котором были важные документы по добыче плутония, — Фукс получил их уже после прибытия в Великобританию.
«Спасибо», — просто сказал Феклисов.
«Ради Бога, — ответил Фукс, — я всегда буду перед вами в долгу».
Фукс рассказал Феклисову о том, что британцы намерены развивать независимую программу по созданию бомбы. Первая британская бомба должна была быть плутониевой, а руководителем оружейного отдела в принадлежавшем Министерству обороны комплексе Форт-Холстид графство Кент назначили Уильяма Пенни. На тот момент даже коллеги Фукса по Харвеллу не знали об этом решении.
