Гровс не хотел рисковать. Четырнадцать мирных жителей, которым вскоре предстояло погибнуть на борту парома Hydro, были частью цены, уплаченной для перестраховки.
Шпион, выйди вон!
Как только Лэнсдейл получил одобрение на миссию «Алсос», Гровс и один из его разведчиков-консультантов, майор инженерного корпуса Роберт Фурман, запустили параллельную миссию под руководством Управления стратегических служб. Рузвельт создал этот отдел за несколько месяцев до вступления Америки в войну. Отдел должен был выполнять те же задачи, что и британская СРС. Во главе организации встал Уильям Донован по прозвищу Дикий Билл, нью-йоркский юрист и герой войны. Таким образом, новая разведывательная организация встала на путь, который однажды приведет ее к новому названию — ЦРУ. Но в начале этого пути организация еще ничем себя не зарекомендовала. Многие считали ее компашкой безнадежных дилетантов.
Гровс хотел обезопасить свои планы. Он теперь не верил ничему, что касалось германской ядерной программы, и собирался провести в Италии две независимые миссии, чтобы «накопать» по ядерному оружию хоть что-нибудь. И в фирменном гровсовском стиле предполагалась полная изоляция: одна миссия ничего не знала о существовании другой.
Миссия УСС, названная «АЗУСА», работала под прикрытием проекта Ларсона, разработанного УСС для поиска и «освобождения» итальянских ученых-ракетчиков. Ее реальной целью стала немецкая атомная программа. В ноябре 1943 года Фурман проинструктировал одного из оперативников УСС, отобранного для участия в миссии, — бывшего бейсболиста, принимающего из бостонской команды Red Sox Морриса (Мо) Берга.
Тот факт, что малоизвестный бейсболист из высшей лиги мог стать шпионом, красноречиво характеризует кадровую политику УСС, применявшуюся в первые годы его существования. Однако Берг был не просто бейсболистом из высшей лиги. Он изучал языки в Принстоне и Сорбонне и некоторыми владел свободно. Именно в Принстоне развился его талант бейсболиста. Несмотря на некоторую известность, он отлично умел «залегать на дно», приходить и уходить так, чтобы его никто не заметил.
Фурман сообщил Бергу о ядерной программе Союзников только самые общие сведения, придерживаясь известного прагматизма: «Обычно мы рассказывали людям, что искать, но не говорили, зачем, — признавался он позднее. — Парень вроде Берга мог понять больше, чем следовало. Он был нашим сильным звеном, одним из самых лучших».
И Берг все прекрасно понимал. Газеты пестрели сообщениями об угрозе нацистского супероружия, основанного на принципе высвобождения энергии при распаде атомов, которое, как писали журналисты, могло подорвать полмира. Ожидая приказа на отправление, Берг стал усиленно изучать книги по физике. Он корпел над атомной теорией, квантовой механикой, особенно интересовался знаменитым принципом неопределенности Гейзенберга. Когда Уильям Фаулер, астрофизик из Калифорнийского технологического института, встретился с Бергом вскоре после войны, он заключил, что Берг понимал принцип неопределенности как минимум не хуже его самого. В 1983 году Фаулер получил Нобелевскую премию по физике.
Но Гровсу было недостаточно сделанного. Был еще один путь, воспользовавшись которым, американцы могли бы исключить всякий прогресс немецкой программы. Бор подтвердил предположение многих физиков: в германской ядерной программе ведущую роль играет Гейзенберг. И Оппенгеймер, и Чедвик признавали его наиболее выдающимся немецким физиком-теоретиком и единственной звездой первой величины, которой располагали немцы. Мысли, витавшие в кругу лос-аламосских физиков, теперь стали понемногу оформляться. Почему бы не обезглавить германскую ядерную программу, просто лишив ее основного интеллектуального ресурса? Почему не предотвратить всякий прогресс исследований, выкрав их научного лидера?
В отличие от многих физиков Манхэттенского проекта, которые встречались или работали с Гейзенбергом, Гровс не разделял глубокого пиитета своих подчиненных перед их бывшим коллегой. По мнению Гровса, в сложившейся ситуации вполне допустимо было просто убить Гейзенберга. Стало известно, что немецкий нобелевский лауреат иногда приезжает в нейтральную Швейцарию и читает там лекции. Гровс, обдумывая детали выведения Гейзенберга из строя путем похищения или убийства, поделился этим предложением с Лэнсдейлом, сказав, что оно поступило из УСС.
Для Лэнсдейла это предложение определенно даже не подлежало рассмотрению. Он просто пришел от него в ужас. Он решительно отверг такую идею, аргументировав отказ как политическими последствиями со стороны швейцарского правительства, так и тем, что сам факт похищения или убийства Гейзенберга красноречиво скажет о существовании атомной программы Союзников. Лэнсдейл расценил подобное предложение как слишком нехарактерное для Гровса и, когда тот не вернулся к этому вопросу, решил, что идею быстро замяли.
Но Гровс просто передал ее Фурману, который продолжил переговоры с УСС. В феврале 1944 года руководство миссией принял на себя полковник Карл Эйфлер. Представляя из себя почти два метра и более ста килограммов живых мышц, Эйфлер окончил лос-анджелесскую полицейскую академию, после чего служил в пограничной службе США, пока его не призвали на действительную военную службу. В Перл-Харборе его джип попал под огонь японских истребителей Zero. В УСС Эйфлер командовал подразделением 101, которому довелось поучаствовать в очень грязной войне с японцами в бирманских джунглях. Из-за полученных ран полковнику пришлось вернуться в Вашингтон.
В Вашингтоне ему поручили организовать убийство Чана Кашли
[131]. А теперь разрабатывались планы по похищению Гейзенберга прямо из Германии, доставки его в Швейцарию, где физика следовало пересадить на борт американского военного самолета, сбросить на парашюте в Средиземное море — там его уже ждала бы подводная лодка, которая затем доставила бы нобелевского лауреата в Америку. Даже по меркам УСС план был просто сумасшедший.
Если бы что-то пошло неправильно (а с таким планом это было весьма вероятно), Эйфлер, меткий стрелок, любивший демонстрировать свое мастерское владение пистолетом после нескольких стопок виски, должен был «вынести врагу мозг». Его отправляли в Лондон в конце марта.
Однако возникла серьезная проблема. Гейзенберг исчез. Ни американской, ни британской разведке не было известно, куда он пропал.
«Тщеславие» Гейзенберга
Абрахам Эзау, глава физического отдела Имперского исследовательского совета и административный руководитель «Уранового общества», не пользовался особым расположением среди членов этой организации. В октябре 1943 года Эзау потерял поддержку Альберта Шпеера, и к концу года его заменил Вальтер Герлах, профессор физики из Мюнхенского университета. Геринг одобрил такую замену. Официально Герлах вступил в должность 1 января 1944 года.
Герлаха убеждали занять этот пост и Гейзенберг, и Ган. В отличие от Эзау, Герлах смотрел на работу с точки зрения физики и страстно увлекался «чистыми» исследованиями. Будучи предан германскому делу не менее своих коллег, он тем не менее считал свое назначение возможностью спасти немецкую физику от «обмана» военных приоритетов, и начать нужно было с «Уранового общества».
