В Миннеаполисе и Сент-Поле во время «парада» Линдберг промчался на автомобиле перед зрителями на такой скорости, что для большинства он показался лишь смазанным пятном. Люди, простоявшие несколько часов с детьми, были разочарованы. «Лучше бы вовсе не было никакого парада, чем такой, во время которого героя не было видно, как следует», – сетовал редактор Minneapolis Tribune в передовице.
Газеты начали печатать статьи о том, что вслед за Линдбергом из города в город переезжают воры-карманники и грабители, желающие воспользоваться общей суматохой. Во время торжественной процессии Линдберга в Чикаго некий вооруженный мужчина зашел в ювелирный магазин на Стейт-стрит и без особого труда вынес денег и украшений на 85 тысяч долларов. После стало известно о том, что охотники на сувениры забрались в дом семейства Линдбергов в Литл-Фолсе, опустевший после смерти К. А. Линдберга, и похитили книги, фотографии и другие уникальные личные вещи. Возможно, по этой причине на всем пути к родному дому у Линдберга было такое мрачное выражение лица, хотя он мог просто устать. В любом случае он вежливо, но без всяких эмоций выслушал шестичасовые речи и похвалы официальных лиц, в том числе и шведского консула в Миннеаполисе, с заметным облегчением вернулся в свой самолет, поднялся в воздух и направился на запад, в Фарго. Его тур был выполнен всего на треть. Неудивительно, что он выглядел немного ошарашенным.
Но этот тур произвел гораздо больший эффект, чем он, возможно, осознавал. Газеты тщательно фиксировали время его перелетов между городами: от Грэнд-Рэпидс до Чикаго за 2 часа 15 минут; от Мэдисона до Миннеаполиса за 4 часа; от Сент-Луиса до Канзас-Сити за 3 часа 45 минут. Для тех, кто был вынужден ездить между указанными городами, эти цифры казались настоящим волшебством. Более того, Линдберг повторял их день за днем, пунктуально, без сбоев, без всякой спешки и лишней суматохи, как будто перемещаться по воздуху для него было самым естественным занятием. На публику это оказало огромное влияние. К концу лета Америка была страной, готовой к воздушным перелетам, тогда как месяца за четыре до этого самолеты считались всего лишь развлечением для сельских ярмарок, и, казалось, Соединенные Штаты никогда не догонят в этом отношении Европу. Понимал это Линдберг или нет, но его тур по Америке сделал гораздо больше для развития авиации, чем смелый перелет через Атлантику из Нью-Йорка в Париж.
Но ирония заключалась в том, что к тому времени, когда Америка была готова как следует освоить воздушное пространство, Чарльз Линдберг уже перестал быть героем.
Сентябрь
Конец лета
«Несколько евреев добавляют стране силу и характер. Слишком много создают хаос. А у нас их становится слишком много».
Чарльз Линдберг
26
Из всех наименований 1920-х годов – «Эпоха джаза», «Ревущие двадцатые», «Век шумихи», «Эра чудесной ерунды» – этому десятилетию как нельзя лучше подошло бы никогда не используемое, но передающее всю его суть название «Век ненависти». Возможно, не было в истории страны другой эпохи, когда бы одни люди испытывали к другим ненависть и отвращение по самым разным причинам и поводам.
Повсеместно были распространены предвзятость во мнениях и стереотипы. Гарольд Росс запрещал использовать в журнале «Нью-Йоркер» выражение «туалетная бумага» (из-за того, что оно вызывало у него тошноту), но не имел ничего против слов «ниггер» или «черномазый». За неделю до полета Линдберга в Париж «Нью-Йоркер» напечатал карикатуру под названием «Ниггеры для меня все выглядят одинаково».
Джордж С. Кауфман в юности лишился работы в вашингтонской газете, когда однажды вечером в редакцию зашел ее владелец и спросил: «Что этот еврей делает в отделе новостей?» Берту Уильямсу, чернокожему комику, которого У. К. Филдс называл «самым смешным человеком, которого я когда-либо видел», любимцу миллионов и достаточно богатому, чтобы снимать шикарные апартаменты на Манхэттене, позволяли там жить при условии, что он будет пользоваться только черным ходом и грузовым лифтом. В Верховном суде судья Джеймс К. Макрейнольдс был так сильно настроен против евреев, что отказывался разговаривать со своим коллегой, судьей Луисом Брандейсом, и во время выступлений Брандейса делал вид, что изучает бумаги или читает газету. Точно так же грубо он вел себя с помощником генерального прокурора при президенте Гардинге Мейбл Уокер Виллебрандт только потому, что она была женщиной.
Ничто не передает лучше дух ненависти той эпохи, чем возрождение Ку-клукс-клана. До недавних пор казалось, что это символ давно прошедшей эпохи, однако в 1920-х годах он вдруг ожил и вышел на общенациональную сцену с задором, какой не был свойственен ему и в период после Гражданской войны. «Клан» ненавидел всех, но играл на местных предрассудках и делал это с такой хитрой избирательностью, что на Среднем Западе его главной мишенью были католики и евреи, на Дальнем Западе – азиаты и католики, на Востоке – евреи и выходцы из стран Южной Европы, и только чернокожих преследовали повсюду. На пике расцвета Клан насчитывал около пяти миллионов членов (некоторые источники утверждают, что восемь миллионов), и к нему принадлежали или были открыто связаны с ним семьдесят пять конгрессменов. Некоторые города избрали мэров из членов Ку-клукс-клана. Оклахома и Орегон – губернаторов. В Орегоне Клан едва не добился закрытия католической школы, и во многих местах католикам запрещали работать в школах и больницах; предприятия и заведения, владельцами которых были католики, подвергались бойкоту.
Для многих Ку-клукс-клан стал не только общественной, но и политической организацией. В Детройте у здания мэрии на Рождество стекались тысячи радостных граждан с детьми, чтобы посмотреть на Санта-Клауса в наряде Ку-клукс-клана в свете пылающих крестов. В Индиане на собрании Ку-клукс-клана в лесу – «Клонклейве», как его называли, – проходили выступления акробатов в белых балахонах и канатоходцев, также во всех регалиях Клана, с крестом в одной руке и американским флагом в другой.
Особенно Клан процветал в Индиане, где его местным отделением руководил Дэвид К. Стивенсон, грузный мужчина, не закончивший даже среднюю школу. Штат мог похвастаться 350 тысячами членов; в некоторых местах добровольные пожертвования в фонд Клана делали около половины белого населения. Под влиянием риторики Стивенсона местные жители проникались особой ненавистью к католикам. Многие верили, что католики отравили президента Гардинга и что священники из Университета Нотр-Дам в Саут-Бенде делают запасы оружия, готовясь к католическому восстанию. В 1923 году распространился самый неправдоподобный слух о том, что римский папа собирается перенести свой престол из Ватикана в Индиану. Согласно некоторым сообщениям, когда жители городка Северный Манчестер узнали о том, что папа якобы едет на одном из поездов, то в этот поезд набилось около полутора тысяч человек с целью распознать среди пассажиров папу. Не обнаружив никого похожего на понтифика, толпа обратила свой гнев на несчастного странствующего продавца корсетов, которого выволокли из вагона навстречу неминуемой казни, но ему, к счастью, удалось убедить своих преследователей в том, что он в любом случае не смог бы осуществить вооруженный переворот, имея в своем распоряжении одни лишь корсеты.
