Эти даты трудно уяснить, что вполне понятно, поскольку, отложив день расплаты, Он не намеревался поощрять грешников грешить и дальше. Потому-то многократно и повторяются четкие, ясные и внятные слова, что Он хочет, чтобы каждый из Его детей воспринимал каждый день, каждый час, каждое биение сердца как последние. Так когда же наступит конец света? Когда же раздастся Глас Трубный? Когда придет день Страшного суда? СЕЙЧАС! Без всякого предупреждения. Не будет вам дано времени на предсмертное покаяние. Вы должны жить в состоянии благодати постоянно… Иначе, когда наступит час, участь ваша будет в озере огненном, горящем серою, и в муках будете гореть там вечно.
Так гласит Слово Господне.
И для меня оно звучало как голос рока. Не дано мне привести Маргрету обратно к Богу, ибо глас Его может раздаться в любой день.
Что же делать? Что же делать?
Для смертного, встретившегося с неразрешимой проблемой, есть только один путь – с молитвой обратиться к Господу.
Так я и сделал; так и поступал день за днем. Молитвы никогда не остаются без ответа. Надо лишь суметь его понять… да и оказаться он может совсем не таким, какого вы ожидаете.
А между тем следовало отдавать кесарю кесарево. Конечно, я стал работать шесть дней в неделю, а не пять (тридцать одна тысяча двести долларов в год!), поскольку каждый шекель был на счету. Ведь Маргрете буквально нечего надеть! И мне тоже. Особенно нужна обувь. Та обувь, которую мы носили, когда грянуло землетрясение в Масатлане, была хороша… для масатланских крестьян. Увы, мы сносили ее до дыр, два дня раскапывая развалины, да и с тех пор таскали ее, можно сказать, не снимая. Теперь наша обувь годилась разве что для мусорного ящика. Итак, нам необходимы туфли – по меньшей мере две пары каждому: одна – для работы, другая – для воскресных собраний.
Да мало ли еще что! Я не знаю точно, что нужно женщине, но определенно гораздо больше, чем мужчине. Приходилось насильно вручать Маргрете деньги и всячески поощрять ее траты на предметы первой необходимости. Сам я вполне обходился парой ботинок и парусиновыми штанами (свой единственный выходной костюм я берег). Тем не менее пришлось купить бритву и даже подстричься в парикмахерском училище около миссии, где стрижка стоила всего два доллара, если вы готовы подставить голову совершенно неопытному мальчишке. Я рискнул. Маргрета взглянула на результат и мягко сказала, что наверняка могла бы сделать не хуже, что сэкономило бы нам два доллара. Она взяла ножницы и подравняла те места, где бездарный подмастерье обкорнал меня особенно жутко… С тех пор я больше не тратил денег на парикмахерскую.
Однако сэкономленные два доллара отнюдь не компенсировали нам куда более крупные потери. Нанимаясь к мистеру Каугерлу, я, честно говоря, полагал, что буду получать сто долларов в конце каждого рабочего дня.
Вот только платил он мне гораздо меньше, но это не значит, что меня обжулили. Сейчас я вам все объясню.
В первый день, закончив работу, я чувствовал себя усталым, но счастливым. То есть счастливее, чем все это время после землетрясения: счастье – понятие относительное. Уходя, я остановился у конторки кассира, где мистер Каугерл проверял счета, так как «Гриль Рона» уже закрывался. Хозяин взглянул на меня:
– Ну как дела, Алек?
– Отлично, сэр.
– Люк сказал, что ты неплохой работник.
Люк, огромный негр, был главным поваром и моим номинальным начальником. По правде говоря, он за мной не присматривал, а лишь показал, где что лежит, и убедился, что я знаю свои обязанности.
– Приятно слышать. Люк – отличный повар.
Обед, он же завтрак, я съел в четыре часа пополудни – одноразовая кормежка была единственным дополнением к моей минимальной зарплате, – и к концу дня мой желудок о еде давно позабыл. Люк объяснил, что поденщики могут заказывать из меню что угодно, кроме бифштексов и отбивных, и что сегодня я могу получить на второе рагу или кусок мясного рулета.
Я выбрал мясной рулет, так как на кухне пахло хорошо и выглядела она чистой. По мясному рулету о поваре можно судить даже лучше, чем по его бифштексам. Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы расправиться со своей порцией, даже без кетчупа.
Люк отрезал мне щедрый кусок вишневого пирога, а потом добавил еще черпачок ванильного мороженого, которого я не просил, поскольку и то и другое не полагалось.
– Люк редко хвалит белых, – продолжал мой хозяин, – и никогда – чиканос. Так что ты наверняка работал хорошо.
– Надеюсь.
Во мне понемногу вскипало раздражение. Все мы дети Господа, но впервые в жизни о моей работе судил какой-то негр. Я хотел, чтоб мне заплатили за работу, потому что спешил домой, к Маргрете… то есть в миссию Армии спасения.
Мистер Каугерл сложил руки на животе и покрутил большими пальцами:
– Хочешь, чтоб я тебе заплатил, да?
Я сдержанно ответил:
– Да, сэр.
– Алек, с мойщиками посуды я предпочитаю расплачиваться раз в неделю.
Заметив мою растерянность, он продолжил:
– Пойми меня правильно. Ты на почасовой оплате, так что, если хочешь, я буду платить тебе в конце каждого дня…
– Да, хочу. Мне очень нужны деньги.
– Не перебивай. Так вот, я предпочитаю платить мойщикам посуды раз в неделю, а не каждый день, потому что часто, получив деньги в конце смены, поденщик бежит в ближайшую лавку, покупает галлон дешевого мускателя, после чего дня два не выходит на работу. Я его увольняю, а он злится и готов жаловаться в комиссию по труду. Самое смешное, что приходится брать его на работу еще на один день, так как бродяга, которого я нанял на место первого, поступает точно так же, как его предшественник. С чиканос такое случается реже: они откладывают деньги, чтобы отсылать в Мексику. Но ни один чикано не наводит в подсобке той чистоты, которой требует Люк… а Люк для меня важнее какого-то мойщика посуды. Негры… Люк разбирается в черномазых, знает, из кого выйдет толк… они работники всяко лучше белых. Одна беда – негры хотят расти по службе… и если я не возведу их в ранг помощника буфетчика или поваренка, они тут же уходят туда, где им это пообещают. Так что проблема с мойщиками не решается. Если мойщик работает целую неделю – я уже в выигрыше. Если две – я ликую. Как-то раз мойщик продержался целый месяц. Но такое счастье может выпасть лишь раз в жизни.
– Я вам гарантирую его на целых три недели, – сказал я. – А теперь – могу я получить свои деньги?
– Погоди. Если ты согласишься получать зарплату раз в неделю, я накину доллар к твоей почасовой ставке. Это на целых сорок долларов в неделю больше. Что скажешь?
(Нет, это больше на сорок восемь долларов, подумал я. Почти тридцать четыре тысячи в год за мытье тарелок! Ого!)
– Это на сорок восемь долларов больше, – ответил я, – а не на сорок. Ведь я собираюсь работать шесть дней в неделю. Мне очень нужны деньги.
