Когда Маргрета расплатилась, я понял, что такую же магическую операцию она проделала со своим платьем, которое ей было больше не нужно.
Мы вошли в магазин, имея семь долларов пятьдесят пять центов, а ушли с восемью долларами восьмьюдесятью центами плюс «пустынная» одежда для каждого из нас, одна гребенка (на двоих), зубная щетка (тоже на двоих), рюкзак, безопасная бритва и небольшое количество нижнего белья и носков – все подержанное, но, если верить рекламе, стерилизованное.
Я не очень-то обучен тактическим приемам, особенно в общении с женщинами. Мы вышли на улицу и по шоссе добрались до пустыря, где можно было поговорить наедине, – и все это время Маргрета молчала, а я даже не догадывался, что уже проиграл сражение.
Не останавливаясь, она сказала:
– Так что, милый? Ты хотел о чем-то поговорить?
– Э-э-э… с этой юбкой твой костюм приемлем. С трудом. Но не вздумай появляться на публике в шортах. Понятно?
– А я собираюсь носить только шорты. Если будет жарко. Как, например, сейчас.
– Но, Маргрета, я велел тебе…
Она расстегнула юбку и сняла ее.
– Ты мне перечишь?!
Она аккуратно сложила юбку.
– Извини. Можно, я положу ее в рюкзак?
– Ты своенравно отказываешься мне подчиняться!
– Но, Алек, я не обязана подчиняться тебе, а ты не обязан подчиняться мне.
– Но… послушай, родная, будь благоразумной. Ты знаешь, что я не имею привычки командовать, но жена должна повиноваться мужу. Ты жена мне?
– Ты сам так сказал. И останусь ею, пока не скажешь, что это не так.
– Тогда твой долг повиноваться мне.
– Нет, Алек.
– Но это первейшая обязанность жены!
– Я не согласна.
– Но… это безумие! Ты что, бросаешь меня?
– Нет. Только если ты со мной разведешься.
– Я не признаю разводов. Развод – это гнусность. Он противоречит Писанию.
Она промолчала.
– Маргрета… пожалуйста, надень юбку.
– Ты почти убедил меня, дорогой, – мягко сказала она. – Не объяснишь ли, почему ты хочешь, чтобы я ее надела?
– Что?! Да потому, что эти шорты непристойны.
– Я не понимаю, как часть одежды может быть непристойна, Алек. Человек – да. Уж не хочешь ли ты сказать, что я непристойна?
– Э-э-э… ты передергиваешь. Когда ты надеваешь эти шорты… без юбки… на людях… ты обнажаешь так много тела, что вид его становится неприличным. Вот сейчас ты идешь по шоссе, обнажив руки и ноги, а тебя разглядывают все кому не лень, все проезжающие. Я вижу, как они пялятся на тебя.
– На здоровье. Надеюсь, им это нравится.
– ЧТО?!!
– Ты говорил, что я красива, но у тебя может быть предвзятое мнение. Я надеюсь, на меня приятно смотреть и другим.
– Будь серьезнее, Маргрета. Мы говорим о твоих голых ногах. Голых!
– Ты говоришь, что мои ноги обнажены. Это так. В такую жару я предпочитаю, чтоб они были обнажены. Почему ты морщишься, милый? Разве мои ноги безобразны?
(«Ты прекрасна, моя возлюбленная, и нет пятна на тебе».)
– Твои ноги прелестны, моя любовь. Я говорил тебе это много раз. Но у меня нет намерения делить твою красоту еще с кем-то.
– Оттого, что красотой любуются, ее не убудет. Давай вернемся к главному. Ты начал объяснять, что мои ноги непристойны. Не знаю, удастся ли тебе это доказать. Думаю, что не удастся.
– Но, Маргрета! Нагота непристойна сама по себе. Она вызывает грязные мысли.
– Вот как! И что же? Вид моих голых ног вызывает у тебя эрекцию?
– Маргрета!!!
– Алек, не будь жлобом. Я задала естественный вопрос.
– Это непристойный вопрос.
Она вздохнула:
– Не понимаю, как можно счесть неприличным какой-нибудь вопрос, заданный одним из супругов другому. И я никогда не соглашусь, что мои ноги непристойны или непристойна обнаженность вообще. Сотни людей видели меня абсолютно нагой…
– Маргрета!
Она удивленно посмотрела на меня:
– Ты же сам знаешь…
– Нет, не знаю! И мне просто стыдно слушать, как ты говоришь такое!
– Правда, дорогой? Но ты же знаешь, как я хорошо плаваю?
– При чем тут это! Я тоже неплохо плаваю, но не голым, а в купальном костюме. – (И тут я с предельной ясностью вспомнил бассейн на «Конунге Кнуте», – разумеется, моя любимая плавала в нем голой. Я сообразил, что попал в затруднительное положение.)
– О! Да, я видела такие костюмы в Масатлане. И в Испании. Но, дорогой, мы снова ушли от нашей темы. Проблема гораздо шире, чем вопрос, приличны или неприличны ноги, или должна ли я была поцеловать Стива на прощание, или даже то, обязана ли я повиноваться тебе. Ты требуешь, чтобы я стала такой, какой отродясь не была. Я хочу быть твоей женой многие годы, всю жизнь, и даже надеюсь попасть с тобой на небеса, если небеса – твоя цель. Но, мой дорогой, я не ребенок и я не рабыня. Я люблю тебя, поэтому мне приятно доставлять тебе радость. Но я отказываюсь подчиняться тебе только потому, что я твоя жена.
Я мог бы, конечно, рассказать вам, как победил ее отточенной логикой возражений. Да, мог бы. Только эта была бы неправда. Я все еще пытался придумать достойный ответ, когда какая-то машина, обгоняя нас, резко сбавила ход. Кто-то звонко присвистнул – вроде бы восхищенно. Машина остановилась чуть впереди и дала задний ход.
– Поедете? – раздался голос.
– Да, – откликнулась Маргрета и побежала к машине.
Волей-неволей я последовал за ней.
Это был микроавтобус, за рулем которого сидела женщина, а рядом – мужчина. Оба были моих лет, может быть, даже старше. Мужчина протянул руку и открыл заднюю дверцу:
– Влезайте.
Я помог Маргрете, забрался сам и захлопнул дверцу.
– Места хватит? – спросил мужчина. – Если нет, сбросьте часть барахла на пол. Мы никогда в салон не садимся, вот там и скапливается всякая рухлядь. Нас зовут Клайд и Бесси Пухлик.
– Это он Пухлик, а я просто упитанная, – поправила его женщина, сидевшая за рулем.
– Здесь надо смеяться. Сам я эту шутку знаю наизусть.
Он был действительно очень массивен – ширококостный крепыш, который в школе явно увлекался спортом, а потом сильно прибавил в весе. Его жена правильно охарактеризовала обоих; она была не толстой, но дородной.
– Как поживаете, миссис Пухлик? Как поживаете, мистер Пухлик? А мы – Алек и Маргрета Грэхем. Спасибо, что согласились нас подвезти.
– Не будьте таким официальным, Алек, – ответила женщина. – Далеко ли едете?
