И накопленные с таким трудом серебряные доллары исчезли…
Исчезло все, кроме того, что было на нас надето: рюкзак, чистые носки, запасное нижнее белье, гребенка, безопасная бритва, все… Я проверил и убедился в этом.
– Марга, что же дальше?
– Что прикажете, сэр?
– Мм… на кухне меня не узнают. Но может быть, все же позволят помыть у них посуду?
– А может, им и официантка нужна?
Дверь закрывалась на замок с защелкой, ключа у меня не было, так что пришлось оставить ее приоткрытой. Дверь выходила прямо на улицу. За стоянкой автомобилей въелся домик со светящейся вывеской «Администратор». Все выглядело обычно, кроме одного: все было ничуть не похоже на тот мотель, в котором мы работали. В том мотеле администрация находилась в центре главного корпуса, а остальную часть здания занимало кафе.
Да, ужин мы пропустили.
И завтрак тоже. В этом мотеле кафе не было вообще.
– Ну, Марга?
Она вздохнула:
– А в какой стороне Канзас?
– Вон там… кажется. Но у нас есть из чего выбирать. Можно вернуться в комнату, раздеться и поспать до рассвета. А можно прямо сейчас выйти на шоссе и поймать попутку. В темноте.
– Алек, я вижу лишь одну возможность. Если мы ляжем спать, то к утру проголодаемся еще больше, а богатства не прибавится. А может, и убавится, если нас застанут в неоплаченной комнате.
– Но я же намыл им столько посуды!
– Нет. Здесь ты ничего не мыл. Здесь вызовут полицию.
И мы пошли.
Таков типичный пример гонений, которым мы подвергались по дороге в Канзас. Да, я сказал «гонений». Если паранойя заключается в том, что ты веришь, будто весь мир находится в заговоре против тебя, то, значит, я стал полным параноиком. Но это либо была «вменяемая» паранойя (если вы позволите мне воспользоваться подобным ирландизмом), либо я страдал от галлюцинаций в такой степени, что меня следовало засадить в дурдом. И лечить.
Но если так, то Маргрета была частью моих галлюцинаций – предположение, которое я категорически отвергал. Это не могло быть и folie a deux
[29]: Маргрета не теряла рассудка ни в одной из вселенных.
К полудню нам наконец удалось разжиться едой, но к этому времени мне уже мерещились призраки там, где нормальный человек увидел бы только пыльные вихри. Мою шляпу унесло в те края, где вьется жимолость, и теперь лучи жаркого нью-мексиканского солнца жгли мне голову, что ничуть не содействовало улучшению настроения вашего покорного слуги.
Нас подобрал грузовик, ехавший с какой-то стройки, и довез до Грантса. Строители угостили нас обедом и отбыли восвояси, оставив нас на обочине. Возможно, я и заслуживаю, чтобы меня считали сумасшедшим, но я не абсолютный идиот. И тем, что нас взяли в машину, и тем, что нас накормили, мы были обязаны Маргрете и ее неприлично обтягивающим шортам – зрелищу, неотразимо привлекательному для всех мужиков. Так что мне было о чем подумать, пока я наслаждался (да-да, наслаждался!) дареным обедом. Но мысли свои я пережевывал, ни с кем не делясь.
Когда они уехали, я спросил:
– На восток?
– Да, сэр. Но сначала мне хотелось бы забежать в общественную библиотеку. Если она тут есть.
– Ну конечно!
Несколько раньше, в мире нашего друга Стива, отсутствие летательных аппаратов заставило меня подозревать, что мир Стива – тот же, где родилась Маргрета (а потому может оказаться и миром Алека Грэхема). В Галлапе мы проверили это в общественной библиотеке. Я прочитал в энциклопедии статью «История Америки», а Маргрета – историю Дании. Через пять минут мы убедились, что мир Стива не тот, в котором родилась Маргрета. Я обнаружил, что Брайан был избран президентом в 1896 году, умер на посту, и его место занял вице-президент Артур Сьюэлл. Этого для меня было вполне достаточно; потом я бегло просмотрел список президентов и войн, о которых никогда и слыхом не слыхивал.
Маргрета прочитала свою статью, дергая носом от возмущения. Когда мы вышли на улицу, где шептаться уже было не надо, я спросил, что ее так взволновало.
– Это не твой мир, дорогая.
– Разумеется, не мой.
– А какой? Из тех фактов, какими мы располагаем, это установить трудно. Наверняка есть много вселенных, в которых аэронавтика отсутствует полностью.
– Я счастлива, что он не мой! Алек, в этом мире Дания – часть Швеции! Это ужасно!
Честно говоря, я не понял, почему она так разволновалась. Обе страны скандинавские, обе похожи друг на друга, – так мне во всяком случае всегда казалось.
– Какой ужас, дорогая! Но я в этих вещах плохо разбираюсь. – (Я как-то был в Стокгольме, и он мне очень понравился. Но, надо думать, сейчас сообщать Маргрете подобную информацию не следовало.)
– И эта идиотская книжонка утверждает, что столица у нас Стокгольм, а король – Карл Шестнадцатый! Алек, но он даже не королевской крови! И они еще имеют нахальство утверждать, что он мой король!
– Любимая, он не твой король. И весь этот мир не твой.
– Я знаю. Алек. Если нам придется тут поселиться… Если мир не изменится еще раз… Я смогу принять американское гражданство?
– Наверное. Сможешь, я думаю.
Она вздохнула:
– Не хочу быть шведкой.
Я промолчал. Есть вещи, в которых я бессилен помочь.
И вот теперь в Грантсе мы снова отправились в общественную библиотеку, чтобы узнать последние изменения, происходящие в мире. Поскольку мы не видели ни aeroplanos, ни дирижаблей, то, возможно, мы попали в мир Маргреты. На сей раз я сначала заглянул в статью «Аэронавтика» и дирижаблей там не нашел. Зато узнал, что летательные машины были изобретены доктором Альберто Сантос-Дюмоном из Бразилии где-то в начале века. Меня поразило имя изобретателя, так как в моем мире он был пионером дирижаблестроения, уступавшим лишь графу фон Цеппелину. По-видимому, летательные аппараты доктора были очень примитивны в сравнении с реактивными самолетами или даже aeroplanos; скорее всего, они использовались для развлечений, а не в качестве машин коммерческого назначения. Я оставил эту статью и обратился к истории Америки, начав с поиска Уильяма Дженнингса Брайана.
Его я вообще не нашел. Ладно. Я понял, что этот мир не мой. Зато Маргрета лучилась радостью и с трудом дождалась минуты, когда можно было заговорить громко.
– В этом мире Скандинавия – одна большая страна… и ее столица – Копенгаген.
– Вот это да!
– Сын королевы Маргреты, кронпринц Фредерик, короновался под именем Эрик-Густав, без сомнения, для того, чтобы польстить жителям остальных скандинавских стран. Но в его жилах течет кровь датских королей, и сам он настоящий датчанин. Это справедливо, это то, что надо!
