– Подожди-ка! Ты умерла в тысяча девятьсот восемнадцатом?
– Да, от «испанки». Родилась в тысяча восемьсот семьдесят восьмом, умерла в тысяча девятьсот восемнадцатом, в возрасте сорока лет. Хочешь видеть меня сорокалетней? А то я могу!
– Нет, ты отлично выглядишь. Ты прекрасна.
– Ну, мало ли… Некоторым… тут, знаешь ли, много таких, с эдиповым комплексом и подспудными желаниями, которые практически невозможно удовлетворить при жизни. Так вот, это один из моих самых простых методов доставлять удовольствие. Я введу тебя в гипнотический транс, все необходимые сведения у тебя есть – и мой облик и голос ты будешь воспринимать как облик и голос родной матери. И запах, естественно, тоже. Словом, все-все… за исключением того, что степень моей доступности будет такова…
– Пэтти, я свою мать терпеть не мог.
– О! Неужели же это не зачлось против тебя в Судный день?
– Отнюдь нет. В правилах это не прописано. В Библии говорится: «почитай отца твоего и мать твою». И ни единого слова о том, что их обязательно любить. Я чтил родителей, как положено по протоколу. На моем столе всегда стоял ее портрет. Я еженедельно писал ей письма. Звонил по телефону в день рождения. Навещал, когда позволяли мои служебные обязанности. Выслушивал ее вечные причитания и гнусные сплетни о ее приятельницах. Никогда ей не противоречил. Оплачивал больничные счета. Проводил в последний путь. Но не плакал. Она меня не любила, и я ее не любил. Так что забудь о моей матери. Пэт, я задал тебе вопрос, а ты сменила тему разговора.
– Извини, милый. Ух ты, что тут я нашла!
– Не отвлекайся. Погрей его в ладошке, а заодно ответь на мой вопрос. Что ты там говорила о тысячелетнем ученичестве?
– А что в нем такого?
– Если ты умерла в тысяча девятьсот восемнадцатом году, а Трубный глас прозвучал в тысяча девятьсот девяносто четвертом – это я точно знаю, сам там был, – то после твоей смерти прошло всего семьдесят шесть лет. По-моему, архангел вострубил совсем недавно – прошло несколько дней или там месяц, не больше, однако же мне объяснили, что это случилось семь лет назад. Но все же не девятьсот или почти тысяча! Я не дух, я живой во плоти. И я не Мафусаил.
(Черт возьми, неужели мы с Маргретой расстались тысячу лет назад? Это же несправедливо!)
– Ах вот оно что! Алек, в вечности фраза «тысяча лет» означает не конкретный срок, а просто «длительный промежуток времени». В моем случае его хватило, чтобы проверить, обладаю ли я талантом и способностями, необходимыми для избранной профессии. Так много времени потребовалось потому, что хотя я и пылала страстью – и до сих пор пылаю, и каждый клиент приводит меня в экстаз, в чем у тебя была возможность убедиться, – но сюда прибыла, ничего не зная о сексе. Абсолютно ничего. Однако я прилежно училась и в конце заслужила похвалу самой Марии Магдалины, которая и рекомендовала меня на постоянную работу.
– Неужели она здесь?
– Ну, здесь она приглашенный профессор. Постоянное место ее работы на Небесах.
– И чему же она там учит?
– Понятия не имею. Уж точно не тому, чему тут. Во всяком случае, мне так кажется. Хм-м… Алек, она принадлежит к числу извечно великих и живет по своим правилам. Однако на сей раз тему меняешь ты. Я пыталась объяснить, что не знаю, сколько времени продолжалось мое ученье, поскольку время здесь течет так, как ты сам того хочешь. К примеру, сколько времени мы с тобой нежимся в постели?
– Хм… довольно долго. Но меньше, чем хотелось бы. По-моему, сейчас около полуночи.
– Сейчас и есть полночь, если тебе так угодно. А давай теперь я сверху?
На следующее утро, когда бы оно там ни было, Пэт и я завтракали на балконе с видом на озеро. Она надела излюбленный наряд Марги – облегающие шорты и «майку со шлейкой», едва прикрывавший роскошную грудь. Не знаю, когда Пэт умудрилась раздобыть свою одежду, но за ночь мои рубашка и брюки были выглажены и починены, а нижнее белье и носки – выстираны; в аду, по-видимому, всюду снуют трудолюбивые бесенята. Честно говоря, после полуночи через спальню можно было прогнать целое стадо гусей, я бы все равно не проснулся.
Я поглядывал на Пэт через столик, наслаждаясь ее живой, почти девичьей прелестью, рассматривал щепотку веснушек, усыпавших переносицу, и думал, как странно, что раньше я считал секс грехом. Конечно, секс может повлечь за собой грех, но ведь любой человеческий поступок может сопровождаться жестокостью и несправедливостью. Сам же по себе секс не имеет даже привкуса греха. Я прибыл сюда усталым, растерянным и несчастным – и Пэт сначала сделала меня счастливым, затем дала возможность отдохнуть, и в это дивное утро я ощутил себя счастливым.
Я все так же жажду найти тебя, моя любимая Марга, и теперь в отличной форме для продолжения поисков.
Интересно, как Маргрета воспримет случившееся?
Что ж, по-моему, она никогда меня не ревновала.
А что бы я почувствовал, если бы она тоже решила отдохнуть и расслабиться, вот как я только что? Хороший вопрос. Поразмысли-ка над этим на досуге, дружище, ведь в данном случае что годится для одного – совсем не тот коленкор.
Над озером поднимался дымок, отсветы пламени окрашивали клубы алым, а справа и слева простирались очаровательные летние пейзажи и вдалеке виднелись горы с заснеженными вершинами.
– Пэт…
– Да, дорогой?
– До берега озера не более фурлонга. Однако я не чувствую даже запаха серы.
– Видишь, как колышутся под ветром стяги? Ветер в аду дует от берега к центру геенны. Над геенной воздушный поток поднимается вертикально, что, кстати, замедляет скорость падения душ, прибывающих сюда по баллистической траектории, а затем, уже в другом полушарии, устремляется в симметрично расположенную ледяную бездну, где сероводород вступает в реакцию с кислородом, разлагаясь на воду и серу. Сера выпадает в осадок, вода же в виде пара возвращается в атмосферу. Геенна огненная и ледяная бездна и формируют механизм циркуляции воздуха, управляющий погодными условиями и в известной степени аналогичный процессам земной атмосферы. Только здесь климат гораздо мягче.
– Я не особо силен в физических науках… но все это совсем не похоже на те законы природы, о которых нам рассказывали в школе.
– Конечно нет. Тут, как ты понимаешь, совсем другой босс. Он управляет планетой так, как ему заблагорассудится.
То, что я хотел сказать в ответ, утонуло в негромком звоне гонга из внутренних покоев номера.
– Можно я открою дверь, сэр?
– Конечно. И не смей называть меня «сэр»! Надо думать, это принесли еду в номер.
– Нет, дорогой Алек, еду доставляют только тогда, когда мы ничем другим не заняты. – Она встала и через минуту вернулась с конвертом. – Это тебе, милый. Письмо доставлено имперским курьером.
– Мне?
Я осторожно взял конверт и открыл его. Вверху стоял герб – традиционное изображение дьявола в алом одеянии, с рогами, копытами, хвостом, вилами, окруженного языками пламени. Ниже шел текст:
