– Ну, не знаю, – пожимает плечами Нёхиси. – Тебе видней. По мне, кто вышел из дому не голым, уже молодец. Голые, впрочем, тоже молодцы, просто в другом смысле. Сам придумай, в каком.
– Давай ее немного проводим, – говорю я. – Интересно же, куда она пойдет. И зачем она к нам приехала? По какого рода делам путешествует эта дама? А если отдыхает, то от чего? А может быть, в гости? И кто тогда этот счастливчик? Почему я с ним до сих пор не знаком?
Нёхиси отвечает внезапным порывом по-осеннему холодного ветра, от которого гнутся молодые деревья, и взлетают к небу подолы коротких девичьих юбок. В переводе на человеческий язык это означает: «делай как знаешь», – с таким характерным кислым выражением лица. То есть скорее все-таки «да», чем «нет», с оттенком «но учти, с тебя причитается».
Причитается, не вопрос.
Мы идем за незнакомкой с розовым чемоданом вниз по улице Жюпроню, к Миссионерскому костелу – Нёхиси, смеху ради прикинувшийся моей тенью, и совершенно невидимый я. То есть, с точки зрения стороннего наблюдателя, за женщиной с розовым чемоданом следует одинокая тень. Впрочем, в нашем городе это обычное явление, тени у нас чувствуют себя привольно и довольно много себе позволяют, на них особо не обращают внимания. И уж точно ни одна зараза не станет приставать к незнакомой тени с бестактным вопросом, почему ее никто не отбрасывает, а она все равно есть. Это никого не касается. Мало ли, у кого как сложилась судьба.
– Представляешь, – вдруг говорит Нёхиси, – она ничего не хочет. Не мечтает, не надеется, не рисует в воображении – вообще ничего! На моей памяти такое впервые. Все люди хоть чего-нибудь да хотят. На худой конец, поскорее прийти в гостиницу, бросить вещи и вытянуть ноги. Или дозвониться домой. Или выпить, или поесть. Что-то с ней не так.
Не то чтобы мы считали своим долгом угадывать желания всех гостей нашего города и немедленно их исполнять. Наоборот, мы понимаем, что по уму, нам не следовало бы стараться, в других городах так не делают, просто не принято приставать к посторонним людям с исполнением их дурацких потаенных желаний – с чего бы вдруг? Но нас это развлекает. Мы любим разнообразие. А среди человеческих желаний иногда попадаются совершенно удивительные, одно удовольствие их исполнять. До сих пор помню одного смешного дядьку, который, впервые приехав в наш город в возрасте сорока с чем-то лет, захотел здесь родиться и провести детство; сейчас ему девятнадцать, учится в университете, живет где-то в центре с бабушкой и сестрой. И другого, мечтавшего навсегда застрять в жарком лете две тысячи десятого года; оно действительно до сих пор не закончилось – лично для него. И смешных восторженных девочек, зачем-то решивших поселить в пустом заброшенном доме сказочного книжного принца; принц, надо сказать, отлично у нас прижился, работает в Граничной полиции, я с ним кофе буквально позавчера пил. Мы бы вряд ли сами такого придумали, а теперь рады, что он тут есть.
Но это, конечно, крайности. Обычно дело заканчивается появлением нового бара, засаженного акациями тенистого двора, удивительной книжной лавки, причудливых настенных надписей на несуществующих языках, парочки возмущенно орущих павлинов на чьем-нибудь огороде, стаи тропических бабочек в небе и других невозможных необязательных мелочей, из которых сшито лоскутное одеяло нашей счастливой жизни – чем оно пестрей, тем слаще нам спится, тем теплей под ним, тем светлей.
В общем, ничего удивительного, что Нёхиси решил вытащить из незнакомки с розовым чемоданом какое-нибудь желание, наугад, как лотерейный билет из шляпы, и если оно окажется достаточно забавным, тут же его исполнить, чтобы не скучать по дороге, раз уж мы все равно потащились за ней. Гулять просто так он, в отличие от меня, не особенно любит, ему развлечения подавай.
– Что, даже кофе не хочет? – огорчаюсь я, представив, какую отличную кофейню мы могли бы отгрохать у нее на пути, в этом районе как раз очень не хватает кофеен; с другой стороны, некому здесь в них ходить. Улица короткая, скучная и пустынная, туристы сюда обычно не доходят, для них Старый город заканчивается буквально в трехстах метрах отсюда – там, где стоит Барбакан.
– И даже в туалет, – мрачно ухмыляется Нёхиси. – Слабо представляю, чем бы мы могли помочь в этом вопросе. Но хоть убедились бы, что перед нами живой человек.
– На мертвую вроде не похожа, – говорю я, еще раз, на всякий случай, внимательно осмотрев незнакомку. – И потом, вряд ли в городе без нашего ведома ни с того ни с сего начали воскресать мертвецы. Получается, просто такая скучная тетка? Идет, волочет чемодан, ни о чем не мечтает, по неизвестно чему не тоскует, не испытывает ни радости, ни отчаяния, ни элементарного любопытства, даже по сторонам особо не смотрит, только под ноги. И не пытается сфотографировать Миссионерский костел, а это уже ни в какие ворота, обязательный туристический минимум: фотографировать все, что хоть как-то похоже на старину. Вот тебе и розовый чемодан. Прости, я ошибся.
– Да ладно тебе, – отмахивается Нёхиси. – Это же интересно: живой человек без единого желания! Настоящее чудо увидели, день прошел не зря.
Он совершенно прав, но я все равно сержусь.
– Так никуда не годится. Приехала к нам, такая красивая, идет со своим чемоданом и ни черта не хочет? Думает это сойдет ей с рук? Обойдется. Сейчас захочет как миленькая. Как минимум к маме. Я ее… скажем так, очень удивлю.
– Даже интересно, как ты будешь выкручиваться, – ухмыляется Нёхиси. И поспешно добавляет: – Но если что, я в игре.
В подтверждение его слов над Миссионерским костелом сгущается сизая грозовая туча в форме дракона. У дракона изысканные очертания, угрожающий вид и в высшей степени хитрая рожа. Но у незнакомки с розовым чемоданом никаких шансов оценить ее выражение: она не смотрит на небо. Тяжелый случай. Совсем беда.
Тут нужны крайние меры.
Городские улицы обычно дорожат своим местом и не любят его терять. Поэтому жители городов могут быть более-менее уверены, что выйдя утром из дома, скорее всего, попадут на ту же самую улицу, где этот дом стоял вчера. Как по мне, это довольно скучно, но людям обычно нравится, они не любят внезапных перемен. К счастью, с некоторыми улицами Старого города у меня заключен договор: они согласились иногда меняться местами друг с другом, а я за это таскаю им в рукаве контрабандой свежие ветры других миров, слежу, чтобы камни их мостовых не оплакивали ночами тех, кто по ним уже никогда не пройдет, и не позволяю входить в дома самым страшным сновидениям, в которых нет ничего, кроме бессилия и тоски.
Я, конечно, стараюсь не слишком часто тревожить улицы, требуя выполнения договора. Только в самых крайних случаях, когда мне позарез требуется кого-то удивить.
Вот как сейчас.
– Ого! – говорит Нёхиси. – Дама внезапно очутилась на Стиклю и ничего не заметила. Как такое вообще может быть? Архитектура, лавки, витрины, цветы у каждого входа – ладно, допустим, не все обращают внимание на детали. Но здесь даже тротуар втрое уже, чем был. И ее чемодан едва помещается, вот-вот колесо соскользнет с бордюра на мостовую. А она даже не притормозила, чтобы оглядеться. Идет себе и идет.
