Надписи про любовь до сих пор целы, даже нашим вечным дождям не под силу их смыть.
Май
Долго ловили грозу, она не давалась в руки, наконец-то поймали, собрались нести домой, но гроза в самый последний момент изловчилась, ужалила молнией и убежала в небо, весело грохоча.
У меня на ладони от ее укуса остался почти незаметный огненный след.
Июнь
Купили у пьяной старухи охапку пионов, мокрых от завтрашнего дождя, нюхали, зарываясь лицом в цветочную кашу, истрепали, измяли, не донесли до дома, бросили в реку, как бросают венки на Купалу, отвернулись и убежали, чтобы не видеть, плывут они или тонут, чтобы не угадать судьбу по движению вод.
У меня в волосах застрял бледно-розовый лепесток.
Июль
Вышли из дома под вечер, примерно в половине шестого, сразу свернули налево, шли, не спеша, мимо зарослей диких роз, мимо припаркованных автомобилей, мимо ветеринарной аптеки и ведьминой хижины, что напротив, через дорогу и дальше, до самой реки, мост перешли, поднялись по лестнице в Старый город, устали, зашли в кафе, сидели на летней веранде, крутили в руках пластиковые стаканы с холодным кофе, так долго, что кофе нагрелся под солнцем, молочная пена опала, а мы забыли, откуда пришли, и никогда не вернулись.
Я до сих пор там сижу.
Август
С неба падали звезды, мы бросились собирать, но трава такая густая, что нашли всего три. Две были целые, у одной откололся луч, но ты сказал: ничего, подклеим, – и сунул его мне в карман.
В кармане с тех пор дыра.
Сентябрь
Яблоки собирали, их было так много, словно кроме яблок в мире больше нет ничего. Сладкие ели сразу, кислые совали за пазуху, чтобы дома испечь пирог. Громко смеялись и говорили – нарочно, чтобы хозяева сада услышали, вышли и выгнали нас взашей из своего золотого осеннего рая, обнесенного ветхим забором. Но никто не пришел, пришлось нам остаться.
Я и сейчас в раю.
Октябрь
Солнечный свет нас будил, не добудился, померк, и тогда мы, конечно, сразу открыли глаза, вскочили и побежали к плите, чтобы разжечь огонь и поставить джезву, большую, одну на двоих. Это смешная участь – завтракать на закате в солнечном октябре.
Кофе почти готов.
Ноябрь
Рано стемнело, электричество отключили, по телефону сказали, авария, до ночи будут чинить. Пришлось доставать из кладовки свечи, белую и зеленую, других не нашлось. Мы нажарили гренок из черствого хлеба, сварили глинтвейн, сели играть в «дурака», на деньги неинтересно, поэтому договорились: проигравший залезает на табуретку и представляет, будто он – целый мир, планета с морями и океанами, полезными ископаемыми, лесами, лугами, пустынями, условно разумной фауной и всей остальной ерундой. В карты мне не везет, ты выиграл раз пятнадцать подряд, смеялся, глядя, как я лезу на табуретку, давал практические советы по обустройству мягкого климата и дизайну глубоководных рыб.
Я до сих пор – весь мир.
Декабрь
Ночью пробрались на кухню, свет не включили, шептались, смеялись, толкались локтями у холодильника, съели всю ветчину и два рождественских кекса, настежь открыли окно, долго стояли, обнявшись, вдыхали морозный воздух. Так и уснули, стоя, не закрывая глаз, так до сих пор и стоим.
Здесь за окном всегда шумит священная роща, падают звезды на черепичные крыши, снег, кружась, поднимается к небу, яблоки спеют, синий рождественский поезд мчит по невидимым рельсам, чайки вопят над рекой, липы цветут, гаснут костры, разгораются фонари, обнимаются тени, снятся такие сны, что от них остаются шрамы, снятся такие сны.
Ужупский мост
(Užupio tiltas)
Капуста!
– Капуста! – вслух сказала Нора, запирая за собой дверь.
Капусту она забывала купить уже два дня кряду. Ну и сидела потом как дура без любимого салата: белокочанную капусту и горстку грецких орехов смолоть в кухонном комбайне в мелкую крошку. Потом можно заправить ложкой острого самодельного майонеза, а можно оставить как есть, и так отлично. Она совершенно случайно изобрела этот салат в нищие студенческие времена, когда соседке по комнате подарили такой «комбайн», одну из самых первых моделей, и они с страстью первопроходцев измельчали все съестное, попадавшее им в руки. Иногда получались неожиданно хорошие результаты, вот например, капуста с орехами. Ведрами ела бы. Рррррррр!
Осталось не забыть купить капусту – потом, на обратной дороге. Как уже было вчера, позавчера и еще великое множество раз.
На мелочи вроде капусты, хлеба, сметаны и спичек Норе просто не хватает оперативной памяти. Поди вспомни о капусте той самой головой, которая под завязку забита размышлениями об эффекте Ааронова – Бома (всегда), идеальных пропорциях смешения собственноручно изготовленных тинктур шу-пуэра и сиреневых почек (вот прямо сейчас), притяжательных суффиксах венгерского языка (время от времени, когда совесть велит возобновить занятия) и прочих важных вещах. Единственный разумный выход – заранее делать список необходимых покупок – на самом деле тоже не выход. Потому что вовремя вспомнить о списке и отыскать его, в блокноте ли, в телефоне ли, да хоть на собственном лбу золотым маркером – отдельная непосильная задача.
Ну, в общем. Все суета, кроме капусты. Придется ей как-нибудь постараться задержаться в голове до вечера.
Девочку Нора заметила, когда проходила мимо школы. Из-за ворот как раз выскочила целая стайка девочек лет восьми-девяти, с яркими рюкзачками, в разноцветных сапожках, пестрых куртках нараспашку, все с непокрытыми головами по случаю необыкновенно теплого январского дня. Только одна в белой вязаной шапке с помпоном, натянутой по самые брови, насупленные как-то совершенно по-взрослому, озабоченно и устало. В отличие от подружек, она не смеялась, не размахивала руками, не тараторила со скоростью сто миллиардов слов в секунду, не подпрыгивала, а просто шла рядом с остальными до светофора, где вся компания свернула направо, к автобусной остановке, а тихоня в шапке осталась ждать зеленый свет.
Норе тоже нужно было перейти улицу, сейчас почти пустую; в другой день перебежала бы, не дожидаясь, пока светофор соизволит заменить красного человечка зеленым, но из-за девочки остановилась – просто чтобы не подавать дурной пример. Стояла, ждала. Девочка тоже ждала, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Исподтишка косилась на Нору, вернее, на ее серебряные ботинки, которые и правда были прекрасны. Особенно с точки зрения маленькой девочки.
Нора в свою очередь рассматривала девочку. Хорошенькая как кукла. И печальная – тоже, как кукла. Авторская. Таких сейчас часто делают. Мрачные выражения кукольных мордашек символизируют, вероятно, богатую духовную жизнь. Многим, впрочем, такое игрушечное уныние нравится, а значит, пусть будет, мне не жалко, – решила Нора. А девочка – ну что девочка. Тройку, наверное, получила, или замечание в дневник. Нет ничего проще, чем огорчить малолетнюю школьницу, особенно если дома ее ждут строгие родители. Ох уж эти родители. Впрочем, какое мне дело.
