Впрочем, я сам усложняю себе задачу: хоть и делаю вид, будто мне лишь бы скорей отделаться, но при этом почему-то не иду на центральный проспект, где даже после полуночи относительно людно. А вечно сворачиваю в какие-то глухие, безнадежные закоулки – вот и сейчас стою на берегу Вильняле между костелом Святого Франциска Ассизского и Художественной академией, как будто ищу не людей, а уток; впрочем, уток сейчас тоже здесь нет.
Это, конечно, легко объяснимо: в глубине души я хочу, чтобы прекрасный шанс выпадал не кому попало, а прекрасным романтичным придуркам, вроде меня самого – каким я когда-то был. Которые не просто гуляют по улицам заполночь, но еще и шарятся при этом невесть где. Например, бредут вдоль забора закрытого на ночь Бернардинского сада или зачем-то сидят на берегу реки.
Но это не то чтобы помогает. Я имею в виду, сколько по глухим углам не шныряй, а интересных желаний все равно раз, два и обчелся. И сегодня тоже было примерно так.
В самом начале прогулки я встретил возле автобусной остановки рыдающую девчонку, которая предсказуемо шарахнулась от приставучего незнакомца в моем лице, но все-таки ответила на вопрос, крикнула, убегая: «Хочу, чтобы он ко мне вернулся!» Обычное дело, девчонки от пятнадцати до примерно шестидесяти часто просят вернуть им сбежавших кавалеров. Ладно, имеют полное право. А что им вряд ли понравится продолжение, так кто же об этом думает в такой момент.
Следом за девочкой появился студент, пожелавший бутылку пива – не цистерну, не ящик, даже не упаковку, а всего одну. Сразу видно, не масштабная личность, – думал я, почти невольно прикидывая: как это технически устроится? Парень встретит компанию, которая угостит его выпивкой, или просто найдет бутылку на обмотанном на ночь цепями пластиковом столе закрытого ресторана? Не то чтобы мне действительно интересны такие подробности, но надо же развлекать свой ум хоть какими-нибудь загадками. Совсем без загадок я от тоски свихнусь.
Кроме студента выпить в разных формулировках попросили еще семь человек; и на том спасибо, могли бы вообще все.
Но была еще высокая тетка в вязаной шапке со смешными цветными помпонами, которая сразу же, не задумываясь, словно заранее подготовилась к нашей встрече, выпалила: «Свой дом в лесу!» И красивый, звенящий от злости мальчишка, крикнувший на бегу высоким, ломающимся голосом: «Чтобы от нас все отстали!» И широкоплечий мужчина не то в широких штанах-хакама, не то просто в длинной женской юбке, в темноте человеческими глазами так сразу не разберешь, который спокойно сказал: «Чтобы у меня все получилось, – и добавил: Спасибо». Вот кто меня удивил и обрадовал. За все эти годы он второй с подобной просьбой; больше всего на свете такие штуки люблю. Однако после него как раз началась полоса выпивох, шли буквально один за другим, и снова испортили мне настроение. Осталось утешаться тем, что уже набралось двенадцать человек. Еще один, и все.
Между Художественной академией и боковым входом в Бернардинский сад, в это время уже закрытым, через речку Вильняле перекинут мост под названием «Флуксус»
[15]; он неизменно меня веселит, потому что – ну где еще мосты называют в честь художественных движений? Такое возможно только у нас. Духи и жители всех остальных городов могут начинать плакать от зависти. А я буду надменно хохотать. Ну или просто стоять, смотреть на текущую реку и думать, что ночью, на мосту под названием Флуксус, в этой дурацкой шляпе, исполненный беспардонного всемогущества я настолько невозможен и одновременно уместен, что может и ну его к лешему, этого тринадцатого прохожего; захочет – как-нибудь сам отыщется. А у меня есть дела поважней. Например, быть здесь, являя собой безупречное художественное высказывание, которого никто никогда не увидит. А даже если увидит, все равно ни черта не поймет.
– Извините, у вас есть зажигалка?
Встретить на мосту среди ночи хрен знает что в моем лице и попросить у него зажигалку – это настолько абсурдно, что я замираю, держу паузу, медленно-медленно опускаю руку в карман пальто, насколько возможно растягивая великолепный момент молчания между прозвучавшим вопросом и появлением зажигалки, которую я, конечно, достану. Но не прямо сейчас, а несколько бесконечно долгих секунд спустя. И все это время буду с неописуемым удовольствием рассматривать темноволосую женщину лет тридцати в черном пуховике с капюшоном, с маленьким рюкзаком за плечами, восхищенно думая: «Ну надо же, ишь какая выискалась, гуляет одна, среди ночи. Еще и зажигалку ей подавай!»
Глаза у нее светлые, серо-зеленые и такие прозрачные, какие я прежде видел только у наших русалок. Но она определенно не русалка. Обыкновенная человеческая женщина, просто вот такие удивительные глаза.
– Спасибо, – говорит она, получив зажигалку, и прикуривает, ловко заслонившись от ветра. – Я очень хотела покурить именно на этом мосту, а спички совсем отсырели. Думала, полный провал. И вдруг такое чудо: в два часа ночи на мосту стоит человек! Да еще в шляпе, как Бойс
[16]. Если бы не шляпа, я бы наверное вас испугалась и не подошла.
Самое время спросить: «Чего вы хотите больше всего на свете?» – и на этом покончить с сегодняшними делами. Но вместо этого я говорю:
– Я тоже удивился, когда вы вдруг появились. Как по мне, два часа ночи – отличное время для прогулок, но обычно со мной мало кто соглашается. Особенно в такую погоду, как сейчас.
– Просто я завтра днем уезжаю, а очень не хочется, – улыбается зеленоглазая женщина. – Вот и пошла. Перед смертью, говорят, не надышишься, но перед отъездом все-таки можно нахапать побольше. Запастись городом впрок. Всегда так делаю на прощание. И сегодня, наверное, буду гулять до утра. Ну или пока совсем не замерзну. Но у меня очень теплый пуховик.
– Если теплый, тогда ладно, – киваю я. – А мое пальто, как выяснилось, против этого ветра – слабак. Сейчас покурю с вами и пойду развлекаться гладиаторскими боями: грог против простуды, кто кого?
– Я ставлю на грог, – твердо говорит она.
