– Она не одобряет, – сказал Дэвид.
Отец помолчал. Шестеренки в его голове вращались изо всех сил, готовя подходящий ответ. Он считал сына, в общем, ответственным человеком. Дэвид взял себя в руки после смерти жены, сам растил сына и почти не просил помощи. Ему позволительно иной раз ошибиться. «Странный ребенок, – предупреждала бабушка Дэвида. – Всегда хочет потрогать плиту, горячая ли».
– Что ж, – сказал он, подводя итог. – Я с кокаином завязал резко. И ты пробьешься.
Когда Дэвид вернулся к «жуку», то увидел сообщение на мобильном от детектива Сэкетта: «Дэвид, простите за поздний звонок. Если сможете, подъезжайте в участок завтра утром. Я буду в восемь».
* * *
– Гребаный позер! Кто это, твою мать?
Ночь, два часа с хвостиком. Он засел за ревизию своего фейсбучного профиля и был тронут тем, что заимел уже больше двух с половиной тысяч «друзей», хотя с большинством из них даже не был знаком. Во френд-листе обнаружились несколько одноклассников, даже Брайан Пенс, футбольная звезда, который однажды так приложил Дэвида о шкафчик в раздевалке, что он потерял сознание. Рядом с лицом Графа Шоколакулы, аватара Кэти, выскочило его сообщение:
– Кэти, это я. Репатриировал свой профиль. Долгая история.
– Почему не спишь, старик?
– Трудно заснуть перед поездкой.
– Куда едешь? Можно я с тобой?
– Беллефонт, Пенсильвания. Собираюсь разыскать кое-кого, кто знал ЧСУП.
– Круть. Спасибо за грибки и за пиво в тот вечер.
– На здоровье. А почему ты еще не спишь?
– Мне 22 года. Я только что пришла.
– Правильно. Как твой дружок, что всегда под рукой?
– Если у нас будет «это», не надо тебе о нем расспрашивать.
– А у нас «это»? Случилось что-то, о чем я не помню?
– В смысле, если ты захочешь.
– Ты можешь обозначить, что такое «это»?
– Уму непостижимое.
– Хотелось бы постигнуть?
– Ага. Ну тогда, может, немного постижимое, ЛОЛ.
Серьезно, можно с тобой съездить? На работу мне только в среду.
– Господи ты мой боже. Как ни хотел бы я сказать «да», боюсь, это мне нужно сделать одному.
– Уверен?
– На самом деле не очень.
– Ну, дай мне знать, если передумаешь.
– Договорились.
– Сладких снов, профессор.
– И тебе.
Показалось или где-то в глубине души запела робкая птичка? Трудно сказать. В конце концов, прошло уже столько времени. Но все может быть. Вдруг, когда лекарство выветрится из организма, вслед за этой птичкой прилетят и другие? Дэвид решил не терять надежды.
* * *
Величайшие моменты истины настигают нас рядом с унитазом. Вожделенное очищение для добравшегося до точки невозврата алкоголика; критический момент, когда вы понимаете, что у вас булимия; первое знакомство ребенка со смертью, когда мать спускает в канализацию золотую рыбку… И вот – первый шаг Дэвида к просветлению.
«Может, не такая уж это хорошая идея, – подумал он. – Разве для счастья мне мало Таннера и той жизни, которую мы выстроили? Почему я опять должен возвращаться в этот мрак?» Потому что тебе это нравится, – ответил внутренний голос. Его темная сторона. Настоящий Дэвид. И все же если вся проблема в том, что он скучает по журналистике, то этим можно пожертвовать и продолжать принимать лекарства.
Я хочу снова влюбиться.
Она не Элизабет. Элизабет не вернуть.
Это правда. Но все-таки, может, из этого что-нибудь выйдет.
Трехнедельный запас ривертина булькнул в унитаз. Он взглянул на таблетки – и ничего не почувствовал.
* * *
Сэкетт заставил Дэвида ждать двадцать минут, прежде чем открыл перед ним стальную дверь отдела расследований.
– Сегодня посидим здесь, – сказал он, пропуская Дэвида в маленькую комнатку справа.
Комнатка была как из плохого кино. Крохотная, квадратная, тускло освещенная. Из мебели только металлический стол и три стула. На стене слева висело вроде бы большое зеркало, но Дэвид догадался, что это то самое замаскированное окно, какие показывают в полицейских боевиках.
– Круто, – сказал он. – Это и есть комната для допросов, так ведь?
– Ну да. – Сэкетт указал Дэвиду на стул напротив себя.
Пока Дэвид усаживался, в комнату вошел еще один человек – и закрыл за собой дверь. Это был здоровенный детина с густыми, закрученными вверх седыми усами, одетый в джинсы и рубашку поло, из-под которой выпирали бицепсы. Под мышкой у него висела кобура, а из нее выглядывал огромный пистолет с рукояткой под слоновую кость.
– Бывший специальный агент Дэн Ларки, – представил его Сэкетт. – Работает со мной по делу Джозефа Кинга в качестве консультанта.
– Здорово, – сказал Ларки, пожимая Дэвиду руку. Голос у него оказался скрипучим, а рукопожатие быстрым и крепким.
– Рад познакомиться, – сказал Дэвид.
Сэкетт сел. Ларки продолжал стоять, потирая руки, будто бы хотел согреть их.
– Есть подвижки в деле? – спросил Дэвид.
– Можно сказать, значительные, – ответил Ларки.
– Какие именно?
– Мы опознали отпечатки пальцев, снятые ФБР со спинки кровати, – сказал Сэкетт.
– Вау! Потрясающе, – сказал Дэвид. – И чьи же это отпечатки?
– Угадайте, – улыбнулся Ларки.
– Гм, – поразмыслил Дэвид. – Этого мальчишки Бичема?
– Нет.
– Подождите секунду. Мне нужно кое-что проверить, – сказал Дэвид, подходя к зеркальному стеклу. – Не думал, что такие еще используют… Вроде сейчас везде видеокамеры?
– Мы пока отстаем от жизни, – хмыкнул Сэкетт.
Дэвид приблизил лицо к стеклу, приставил к глазам ладони, заслоняясь от света, и стал всматриваться. Взгляд различил ряд стульев, стол и…
– Черт! – вскрикнул Дэвид.
– Что такое? – спросил Сэкетт.
– Там кто-то есть, – сказал Дэвид.
– Ясен хрен, – сказал Ларки.
Кровь ударила Дэвиду в лицо, и сердце его забилось чаще, прокачивая через сосуды остатки ривертина. Он повернулся к Ларки и Сэкетту. Оба уставились на него.
– Чей это был отпечаток? – спросил Дэвид.
– Отпечаток принадлежал вашей жене, – сказал Ларки.
Дэвид ничего не соображал. В ушах вдруг вспыхнула пульсирующая боль.
