Отправленных писем – нет.
Отправленных СМС – нет.
Она переместилась к ноутбуку и, затаив дыхание, зашла в интернет-банк. Счет «похудел» на двести фунтов. Паршиво; однако могло быть и хуже.
Чайник наконец дошел до кондиции и зашипел, плюясь кипятком во все стороны. Поначалу вода больше попадала мимо, заливая полированный стол, но в итоге ей все же удалось заварить кружку сладкого чифиря. Кофе сегодня был бы просто издевательством. Повернувшись к раковине, чтобы бросить туда ложку, она обнаружила сбоку две стопочки. Так… значит, вчера они выжрали даже виски из неприкосновенного запаса в сливном бачке.
Поднявшееся солнце заливало ярким светом всю комнату без остатка. Скоро многие уже отправятся на работу. В ближайший час души во всех домах вниз и вверх по улице будут извергать тонны воды. В такие моменты она с болезненной ясностью сознавала, что никогда не сможет работать в офисе. Фриланс идеально подходил к ее образу жизни – отнюдь не здоровому, но уж какой есть.
Ее сумочка повисла на подлокотнике дивана. Блокнот и кошелек на месте; наличных нет, но хотя бы кредитки никуда не делись.
Открыв блокнот, она плюхнулась в насиженную ямку на своем кремовом угловом диване (когда-то роскошном). Обняла колени, вяло потянула на себя мохеровый плед и принялась перелистывать записи, но тут накатила новая волна тошноты. Она зажмурилась. Ей совсем не лучше; она выжила, но выживание и восстановление – вещи разные. Никакого прогресса, сколько ни старайся убедить себя в обратном. Она едва удерживала голову над водой. Точнее, над вином.
– Медицинский центр «Маунт-Плезант».
– Здравствуйте, я бы хотела записаться к своему лечащему врачу.
– Как вас зовут?
– Александра Дейл.
– Аксминстер-Роуд?
– Да, правильно.
– Сообщите, пожалуйста, цель визита.
– Я сдавала анализы когда-то давно, и… надо с ними разобраться.
Глава двадцать пятая
Эми
Лето 1996-го
Не знаю, что делать. Я слышу, как мама всхлипывает, но при этом несет какую-то бессмыслицу. Она не выпивает особо – только раз в году, на Рождество, целый день ходит в обнимку с бутылкой грушевого сидра. Ну и мы с Бобом над ней прикалываемся, потому что она хохочет, стоит ей палец показать, и говорит всякую чушь, вот прямо как сейчас. Только сейчас она не смеется.
– Надо было взять тебе котенка, – говорит она. – Сколько раз ты просила – «Мама, давай возьмем маленького котеночка», – а я всегда отказывала. Всегда. Просто «нет», «нет» и «нет». Без всякой серьезной причины, моя девочка. Я просто не хотела за ней ухаживать. Я думала, тебе скоро наскучит с ней возиться, и вся забота о кошке окажется на мне. А сейчас… как бы я хотела ухаживать за твоей кошкой, Эми! Если бы у меня осталось что-то особенное от тебя, что-то твое любимое… чтобы хоть это у меня было…
Не знаю, что сказать. Я никогда не знаю, что сказать, если мама расстроена. Чувствую себя совершенно беспомощной; развеселить ее ужасно важно, и эта важность меня прямо парализует. Мне слишком хочется, чтобы все снова стало хорошо, и я просто цепенею.
– Это все бесполезно, – произносит она тихонько, так что мне едва слышно.
Я знаю: теперь она разозлилась. В отличие от большинства родителей моя мама, когда злится, начинает говорить все тише и тише, и в итоге мне приходится чуть ли не прикладывать ухо к ее рту – иначе услышать ничего невозможно.
– Абсолютно бесполезно. Бес-по-лез-но, – снова повторяет она.
Мама плачет громче, чем говорит. Когда она двигается, я слышу, как под ней поскрипывает стул. Мне нечего ей сказать. Я не знаю, в чем я провинилась, и потому не представляю, как все исправить. Уж ее-то я меньше всего на свете хотела бы огорчить. Ненавижу огорчать мою маму! Я вокруг земного шара в обход пойду, чтобы только не переходить запретную черту. Которую я непонятно как, сама того не сознавая, все-таки перешла.
Она знает, что я ее обманывала? Знает, что разговоры по телефону переросли во встречи, на которых я выслушивала его версию событий? Пусть оно и длилось недолго, а все равно это неправильно. Я сказала ей, что все закончилось, еще до того, как зашло так далеко. Сказала, что послушала Боба, когда он сказал «нет». Зря я врала… Нужно было делать, как мне говорили.
Мама говорит, что ей пора. Я зову ее: «Мама! Мама!» Не могу я делать вид, что ничего не случилось, – только не с ней! Шаги не останавливаются ни на секунду, и я уже кричу во весь голос: «Мама! Мама!» Черт, да что же я такого сделала?! Ничего не помню. Прости меня, мама.
Глава двадцать шестая
Джейкоб
26 сентября 2010
Его выписали два дня назад. Никогда еще по будням он не проводил столько времени в своей «английской крепости».
Еще недавно они с Фионой как-то уживались в единственной комнате его крошечной квартирки. Вечера обычно проводили друг у друга в объятиях, иногда укладывались на пол «сэндвичем» – одеяло снизу, одеяло сверху. Смотрели кулинарные шоу или «Коронейшнстрит», поедая чипсы из огромного пакета и галлонами поглощая вино. Потом, после свадьбы, купили целый дом, где уже не обязательно было сидеть все время вместе. И тогда сиамские близнецы разделились.
Переход от роли бойфренда к роли мужа, очевидно, совершился не сразу, хотя Джейкоб, оглядываясь назад, ощущал лишь свист ветра в ушах, словно на американских горках. Только что он в ресторане смущенно вертел в руках коробочку с кольцом – и вот уже отвечает «согласен» перед целой толпой приглашенных (девяносто процентов со стороны невесты). Время пролетело словно миг. Но до американских горок была Эми: он пошел к ней через два дня после помолвки.
В ближайшие недели придется торчать дома. Фиона с воодушевлением собралась за ним ухаживать.
– Будем жить как раньше! – сказала она, когда он вернулся из больницы. – Валяться целыми днями и есть чипсы. А лишний вес я спишу на ребенка.
На часах 10:43 утра. Надо было остаться в постели; затащить Фиону обратно в кровать, под одеяло, и целое утро проболтать о всякой ерунде, как в старые добрые времена, а потом до вечера страдать фигней. Но сейчас лежание действовало ему на нервы: в больнице он как раз только этим и занимался.
От обезболивающих он стал вялым. Руки-ноги дрожали, шрамы на лице жглись и чесались, подживая. Поверх гипса красовался специальный носок небесно-голубого цвета. Нога весила целую тонну и адски потела.
– Ой, Джей, у тебя такой несчастный вид! – сказала Фиона, с беспокойством его оглядывая. – Я выскочу ненадолго. Ты тут один справишься?
– Справлюсь, не волнуйся.
– Если что, звони, телефон у меня с собой.
– Хорошо. Люблю тебя.
Входная дверь со щелчком закрылась, звякнули ключи. Джейкоб вытянул из кармана телефон и заказал такси.
* * *
