Грэхем Арлингтон проработал в одной и той же фирме несколько десятилетий. Не то чтобы Джейкоб подражал ему специально, однако видел, что отцу вроде бы неплохо живется. Сколько он себя помнил, отец всегда выходил из дома в одно и то же время и садился в один и тот же поезд. В дороге читал книги и газеты, а рабочие часы проводил в окружении хорошеньких секретарш. Последнее, впрочем, Джейкоб знал лишь из язвительных замечаний матери, которые иногда просачивались сквозь пол его комнаты, когда он еще жил дома.
Он бы не смог толком объяснить, чем занимался отец, даже если бы его очень попросили. Работа из прошлого, не вязавшаяся с современным Лондоном – высокотехнологичным, спешащим, грязным. Работа, которая больше подошла бы пятидесятым и шестидесятым с их котелками и красными автобусами – временам родителей его отца.
До самой пенсии Грэхем трудился в одной из ливрейных компаний Лондона. Эти допотопные организации – феномен чисто британский, который вряд ли мог возникнуть где-то еще. Насколько Джейкоб понял из немногословных отцовских объяснений, ливрейными компаниями назывались старинные лондонские профессиональные ассоциации – вроде гильдий рабочих, существовавших еще в Средние века. Теперь эти компании по большей части занимались тем, что выделяли средства на благотворительность из своих внушительных фондов. Больше он ничего не знал – не считая того факта, что отец до самого последнего рабочего дня умудрялся устроить все так, чтобы не иметь дела с компьютером, и при этом получал очень достойную зарплату. По мнению Джейкоба, последнее достижение стоило того, чтобы попытаться его повторить. Особенно учитывая полное отсутствие у него склонности к какой-либо конкретной деятельности.
В этом смысле он – единственный из сыновей – пошел по стопам отца. И постепенно поднимался в следующую категорию налогоплательщиков. Радовали отца его успехи или огорчали? На эту тему он старался особо не задумываться.
Саймон не последовал за отцом, несмотря на их поразительное сходство. Удивил всех – в том числе и потому, что, не интересуясь особо деньгами, был просто помешан на женщинах. В Сити его ждали те самые толпы симпатичных секретарш, которые так бередили воображение его матери, и все преимущества престижной работы, однако он отверг и то и другое и теперь участвовал в гуманитарных операциях. Вряд ли у него там большой выбор.
Его братья явно были рождены для служения ближнему, а не для зарабатывания денег. Творить добро для них было важнее, чем регулярно получать пухлый конверт. Между прочим, даже отец, при всем своем снобизме, формально занимался служением, распределяя чьи-то деньги меж нуждающимися. А вот помощь Джейкоба была узконаправленной: он служил одной только Эми и едва ли мог называться самоотверженным альтруистом.
Нога еще не зажила, голова стала ватной от обезболивающих, однако скоро он сможет обходиться без костылей. Рабочая рутина – лучшее лекарство: она не даст ему без конца мусолить в голове одни и те же мысли. К тому же – и это самое главное – он будет каждый день хоть несколько часов отдыхать от Эденбриджа и (если получится) от своих мучительных воспоминаний.
Глава сорок шестая
Сью
23 августа 2010
Сью неподвижно сидела на темном диване. Немного боком, как в дамском седле: так ее учили ездить на пони в детстве. Тихонько тикали каретные часы; казалось, будто в гостиной бьется сердце. Солнце играло на их позолоченном корпусе и серебряных рамках расставленных кругом фотографий.
Куда исчезли глядящие на нее из рамок маленькие мальчики? С взлохмаченными волосами и в нейлоновых курточках, которые всегда были немного велики?
В углу каминной полки Джейкоб лучезарно улыбался ей со своей первой школьной фотографии. Щербатый рот, торчащие над ушами волосы. Она чуть не убила его за то, что воротничок рубашки он так нелепо затолкал под джемпер. По иронии судьбы, теперь она обожала этот снимок его до безумия. Она с трудом заставила себя взглянуть на счастливое личико с ясными карими глазами. Джейк в детстве очень редко плакал. Случалось, конечно, – к примеру, упадет и обдерет коленку или слетит с велосипеда и больно ударится; и с какой же радостью она бросалась на помощь и держала его в объятиях, пока он не успокоится!
На фотографии не видно, но тогда у пятилетнего Джейкоба на коленке подживала большущая корка. Он носился колбасой по саду и с размаху врезался в трехколесный велосипед Тома, а потом отлетел на выложенную камнем дорожку. Прошло уже немало лет, но она до сих пор ощущает разлитый в воздухе железистый запах крови. До сих пор морщится от боли вместе с сыном, вымывая из раны набившийся туда песок.
Ее любимая фотография – та, где они впятером. Стоят на песчаной дюне, и ветер задувает сбоку. У мальчиков на лицах застыли улыбки, Грэхем – высокий, красивый, – хмурится в объектив, как обычно, опасаясь, что автоспуск не сработает. А она сама такая молоденькая, крепкая, сильная… Куда улетели те годы?
Ее старший сын был просто отчаянно, невыносимо красив. Фотографии передавали это неплохо, но реальность не шла ни в какое сравнение. Его глаза сверкали, точно изумруды в грозовой туче. А при взгляде на меньших ей всегда представлялись щенки лабрадора. Золотистый и шоколадный. Том ходил за Джейком хвостом; энергия его не иссякала, и он постоянно бросался тормошить брата, выдирать у него мячик, устраивать веселую возню – ну точно два щенка!
Младшим нужно было возиться, ходить все время вместе, но старший, Саймон, такого общения не признавал – и не потерпел бы. Ему больше импонировала бессловесная манера отца. Хватало одного взгляда: сын всегда мог его расшифровать, словно знал секретный код. С ними она чувствовала себя лишней. От отчаяния спасали только заботы о младших.
Фотография на дюне была сделана в предпоследний день последней семейной поездки на Сэнди-Бей. Больше они уже в трейлерах не жили. И в Девоне не отдыхали – только за границей. А до этого каждый год снова ехали в тот кемпинг на Сэнди-Бей – просто потому, что уже были там в прошлый раз. Золотистый пляж стал родным, как домашний ковер. Но потом был тот случай… то недоразумение… после которого они уже никак не могли вернуться.
Им требовался этот толчок. Они давно хотели съездить в Португалию, и со следующего лета отпуск стали проводить в Алгарве. В окружении своих соотечественников.
Она до сих пор в мельчайших подробностях помнила их автодом. Огромная, мощная зверюга. Три спальни, пять коек, диван в цветочек, настоящий обеденный стол и стулья – хоромы, одним словом! Таких сейчас днем с огнем не сыщешь.
Младшие мальчики спали вместе в средней комнате. Бесились там допоздна и никогда не ложились вовремя. Саймон, в одиночестве лежа на своей кровати, листал NME, Melody Maker или что-то подобное. Сью улыбнулась, вспоминая вечер накануне отъезда. Они с Грэхемом тогда занялись любовью спонтанно и без лишних слов – практически в последний раз в жизни. О, это беззаботное, головокружительное отпускное чувство; мальчики ушли на местную дискотеку, и Грэхем – за считаные часы до сборов! – наконец вроде бы отошел от затянувшейся акклиматизации и расслабился.
