Когда же Тоньюкук помирился с Бильге-ханом, он заговорил по-другому: «Могилянь хотел обвести орду стеною и построить храмы Будде и Лао-Цзы. Тунюйгу сказал: «тюркский по численности не может сравниться с сотою долей народонаселения в Китае и что он может противостоять сему государству этому причиной то, что тюрки, следуя за травою и водою, не имеют постоянного местопребывания и упражняются только в военных делах. Когда сильны — идут вперед для приобретения, когда слабы — уклоняются и скрываются. Войска Дома Тан многочисленны но негде употреблять их… Сверх того, учение Будды и Лао-Цзы делает людей человеколюбивыми и слабыми, а не воинственными и сильными»
{1290}.
Лукавый царедворец пел то, что было мило его владыкам и соответствовало существующей политической моде а в моде при Бильге-хане была седая старина. Придворная ловкость Тоньюкука видна в самой надписи. Там он без стеснения приписывает себе все лавры умерших ханов, но по поводу живущего замечает: «Бильге-каган возвышает народ тюрков-сиров и народ огузов»
{1291}.
Большая надпись Кюль-тегина содержит два тематических повествования: историю тюрок с 550 по 718 г. и некролог Кюль-тегину. Повествование ведется от лица самого Бильге-хана, но писал его скорее всего Йоллыг-тегин. По идеологии большая и малая надписи идентичны.
Первое повествование начинается с сотворения мира; затем идет упоминание о заслугах первых ханов и распаде Первого каганата. Весьма кратко, но выразительно изложена история подчинения тюрок империи Тан, и одной фразой упомянуто о восстании Фуняня. Затем выступает спаситель Ильтериш-хан; для него автор не жалеет похвал. Войны Капаган-хана весьма скомканы, а затем идет нотация народу, который сделал «низость по отношению к кагану», из-за которой тот «улетел» т. е. умер. Заключен текст описанием заслуг самого Бильге-хана (больше внутренних реформ, чем военных предприятий). Опять-таки о войне 720 г. и о басмалах нет ни слова, поэтому надо считать, что текст составлен до 720 г., но, поскольку в числе врагов упомянуты кидани и татабы, можно думать, что большая надписи писалась в 718-719 гг. — на год позже малой и Тоньюкуковской надписей.
В этой части надпись Кюль-тегина композиционно и идеологически повторяет надпись Йоллыг-тегина. Поэтому напрашивается мысль, что первой была малая надпись, на нее ответил Тоньюкук, а для ответа ему был составлен текст большой надписи. Но это только предположение.
Вторая часть — некролог Кюль-тегину. Следует отметить, что возраст Кюль-тегина в момент смерти его отца Кутлуга дан переводчиком предположительно — 7 лет, но это неверно, ибо Кюль-тегину тогда, в 693 г., было 9 лет, а может быть уже исполнилось 10
{1292}. Дальше идет подробное описание походов с 700 по 716 г. Даны цифры убитых Кюль-тегином врагов и имена его коней. Очевидно, эта часть текста была составлена в 717 г. на предмет реабилитации Кюль-тегина после резни, учиненной им в 716 г. Поэтому так тщательно выписаны его подвиги в борьбе с внешними врагами. К этому тексту «привешен хвост» — оплакивание Кюль-тегина и описание его похорон. Никакой логической связи между последним подвигом, совершенным в 716 г., и смертью Кюль-тегина в 731 г. нет, зато имеется неоправданный хронологический разрыв в 15 лет. Объяснить это можно только тем, что готовое литературное произведение — прижизненная апология — было приспособлено в качестве эпитафии. Для этого изменен был конец. Надпись заключена датой смерти Кюль-тегина и описанием его похорон. Тексты агитационных воззваний были увековечены для назидания потомкам. Полемика превратилась в дидактику.
Надписи как источник. Теперь перейдем к наиболее важному для нас вопросу: можно ли доверять тому, что содержится в надписях, и если можно, то в какой мере? Как мы видели, надписи составлялись людьми пристрастными и ставившими задачей не выяснение истины, а достижение своих целей. Поэтому оценки Йоллыг-тегина и Тоньюкука не могут быть справедливыми. Ход событий тоже изложен неполно: целый ряд фактов, изложенных в «Таншу» в надписях не упомянут. Но вместе с тем в надписях содержится множество сведений, рисующих нам культуру тюрок в VIII в. Их религия, исторические и географические познания, их идеалы, вкусы и, наконец, боевая тактика и система организации отражены в надписях с полнотой, превосходящей китайские сведения. Так как во время составления надписей эти предметы были общеизвестны и недискутабельны, то о них упоминается между прочим, и этим исключается сознательное искажение. Здесь верить можно, а также на базе надписей можно дать очерк культуры и идеологии тюрок.
Политические и стратегические проблемы истории каганата были разобраны выше, причем в качестве корректирующего источника привлекалась «Таншу». Поэтому мы больше не будем их касаться, а сосредоточим наше внимание на тех сторонах духовной жизни тюрок, которые до сих пор ускользали от нашего внимания, и на оригинальности древнетюркской культуры накануне ее гибели.
Война. Второй тюркский каганат был военной державой, и потому война довольно хорошо изображается в надписи Кюль-тегина.
Облик тюркского богатыря весьма напоминает рыцаря из «Песни о Роланде», как и тактика боя. Бой начинался атакой тяжеловооруженных всадников, лавой, являющейся развернутым строем, при котором между всадниками настолько значительны интервалы, что фактически каждый боец предоставлен самому себе. Следовательно, успех боя зависит от индивидуальной подготовки каждого отдельного бойца.
Выше уже говорилось, что тут Кюль-тегин весьма отличился. «Кюль-тегин сел на белого жеребца из Байырку, бросился в атаку, одного мужа он поразил стрелою, двух мужей заколол копьем. При этой атаке он погубил белого жеребца из Байырку — сломал ему бедро»
{1293}. Затем он садится на серого коня Башгу и врывается в ряды тюргешей, на белом коне Шалчы он заколол двух карлуков. В битве с изгилями он потерял коня Шалчы и на белом Азмане заколол шесть огузов и мечом зарубил седьмого. Защищая орду в 716 г., он «на белом Огсизе заколол девять мужей и не отдал орды»
{1294}.
Итак, поединок составлял важную часть боя. Если учесть, что богатырей всегда не очень много, то понятно, что при такой тактике вывести из строя богатыря значило больше, чем порубить десяток простых воинов. Богатыри составляли ударную часть войска и смерть их обычно вела к панике и поражению.
Но этот примитивный способ ведения боя не исключал маневра — обхода (вспомним головокружительные марши через снег глубиной в копье и вплавь через Иртыш). Фактор неожиданности широко использовался тюркскими военачальниками.
Очень жаль, что нет возможности установить хотя бы приблизительно численность отдельных армий. Мы не вправе верить китайским преувеличениям — армии в сотни тысяч нечем кормить в степи. В надписи Тоньюкука численность тюргешей в Ярышской степи определена в 100 тыс. человек. Это, разумеется, нельзя понимать буквально. 100 тысяч — это «тьма-тьмущая» — множество. В другом же месте Тоньюкук дает произвольное преуменьшение, определяя силы тюрок в 697 г. в Отюкенской черни в 2 тыс. человек. Впрочем, он тут же объясняет, что подразумевает два отряда войск
{1295}.
