— Маргал, ты пришел! — прошептал Люк.
В ответ глаза уставились на него. Люк ни у кого не видел таких пронзительных глаз.
— Я не прошу о помощи на боях, — заговорил Люк. — Сейчас я должен сказать тебе что-то важное.
Голова медленно качнулась вверх-вниз.
— Ты помнишь маленькую девочку — Тину Луизу Англэйд?
Ответ — "Конечно!" — пришел словно из далекого далека.
— Ну вот, она сейчас возвращается в Буа-Саваж. После того как она скрылась из дому в Дижо-Квалоне, она забыла свое имя и где жила, но теперь вспомнила. И сестра из швейцеровского госпиталя везет ее домой!
Глаза ответили на его взгляд с такой яростной силой, что парень едва не задохнулся. Он услышал вопрос и ответил:
— Да, я уверен. — Затем на следующий вопрос он покачал головой.
— Нет, ничего не могу сделать. Слишком поздно. Они выехали вчера утром.
Образ медленно померк и пропал. Немного погодя Люк мешком сполз на постель и лежал, дрожа в собственном поту, покуда не уснул.
2
Одинокий домик на прогалине был выстроен из обмазанной глиной плетенки и покрыт пальмовыми листьями. Всего минуту назад Кэй Гилберт засомневалась, действительно ли их проводник Джозеф знает место для ночлега или просто надеется наткнуться на что-нибудь подходящее. Обрадовавшись, что после многочасовой поездки на муле они хоть куда-то добрались, она свесила ноги с седла и спрыгнула наземь.
И споткнулась. И больно шлепнулась задом. И осталась сидеть, обняв колени руками, смутившись, что выглядит так глупо в глазах вышедших из дому мужчины и женщины.
Джозеф склонился со своего мула, поставил Тину на землю, спрыгнул сам и подбежал помочь Кэй.
Джозеф. Слава богу, у них есть Джозеф. Она достаточно навидалась в больнице молодых гаитян, чтобы распознать хорошего парня. Чистюля, умница, с мягкой речью и повадкой — о таком проводнике можно только мечтать. Его нашел им капрал полиции в Тру.
Кэй надеялась заночевать сегодня уже в Вальери. Там была церковь, и священник приютил бы их. Но они слишком припозднились с выездом из Кэйп-Гаитена. И еще тропа. Не тропа, а "русские горки", каждая миля — настоящая мука.
Ровный подъем — еще не самое плохое: понемногу привыкаешь клониться вперед, почти обнимая мула за шею. И спуск не так уж плох, когда научишься откидываться назад, что есть силы вцепившись в луку седла и молясь Богу, чтобы кожаные стремена не лопнули. А вот постоянная смена подъемов и спусков — просто ад, страшно до беспамятства и пытка для бедного тела. Она не раз позавидовала малышке Тине, надежно устроившейся в крепком кольце рук Джозефа и ни о чем на свете не заботившейся.
Пока она сидела, разглядывая показавшихся из хижины людей, Джозеф подбежал к ней и принялся поднимать на ноги.
— М'зель, это мои знакомые, — сказал он. — Они устроят нас на ночь.
Он представил их как Эдиту и Антуана, не назвав фамилий. Кэй пожала руки хозяевам. Наугад она сказала бы, что обоим далеко за шестьдесят. Босые, почти беззубые, оба с лицами, немного обезображенными давними вспышками фрамбезии.
Слава богу, теперь Гаити очищен от этой заразы.
— Пожалуйста, заходите в дом, — сказал Антуан. — Я займусь мулами.
— Погодите!
Никто не должен был трогать сумку из коричневой кожи. Отцепив ее от седла, Кэй повесила сумку себе на плечо.
И доме были две маленькие комнатушки. В передней стояли четыре самодельных стула и стол, во второй — самодельная кровать. Ни двери в перегородке, ни кухни. Готовили здесь снаружи, под навесом.
Вы с девочкой ложитесь на кровать, — распорядилась Эдита таким тоном, что о возражениях и думать не приходилось, — Мы с мужем ляжем здесь, в зале, и Джозеф тоже. Джозеф — сын моей сестры.
— Спасибо.
Ей не впервой было спать в крестьянских калье. Сестры из швейцеровского госпиталя часто поступали так, как в голову не пришло бы их коллегам из более цивилизованных стран. Конечно, в постели могут быть насекомые. Но на земляном полу вполне могут оказаться крошечные бестии, которых здесь называют "чигре". Они забираются под ногти и откладывают там яйца.
— Тине надо отдохнуть перед ужином, — сказала Кэй. — Я помогу вам готовить, Эдита.
Женщина с удовольствием приняла ее помощь. Девочка заснула, едва добравшись до кровати.
На ужин, как увидела Кэй, войдя в кухню, предполагалась тушеная кура. Первым делом — зарезать курицу. Эдита управилась с ней своим мачете, потом очистила отрубленную голову и кинула в горшок вместе с тушкой. Кэй нарезала меланги, порей и морковь. За работой женщины разговорились.
— Куда вы едете, м'зель, если смею спросить?
— В Буа-Саваж. Тина там живет.
— О?..
Кэй объяснила, сделав упор на потерю памяти, которой страдала девочка.
— Там вокруг и не такое случается, — заметила Эдита, покачав головой. — Вы знаете те места?
— Нет, я совсем не знаю этих гор. А что там случается?
— Ну… неестественные вещи.
— Буду?
Каждый раз, когда сельские жители начинали говорить в таком тоне, можно было не сомневаться, что подразумевается вуду. Или связанные с ним тайны.
— Нет, думается, не вуду, м'зель. Скорее, колдовство или ведовство. Вы знаете, в тех местах есть человек по имени Маргал.
Глубокая морщина на лице Эдиты объяснялась не только следами фрамбезии.
— Маргал? Нет. Кто он такой?
— Бокор. Вы знаете, что такое бокор?
— Знахарь?
"Признай, что тебе что-то известно, и узнаешь больше".
Эдита кивнула:
— Маргал сильный колдун, так говорят. Может быть, самый сильный на Гаити. Есть чего бояться.
— И он живет в Буа-Саваже? — Кэй не радовала перспектива оставить Тину в деревне под властью подобного человека.
— В Легруне, в нескольких милях оттуда. — Женщина все хмурилась. — Может, вы с ним не встретитесь. Надеюсь, что нет.
— Я тоже надеюсь.
Пока готовилась курица, стемнело. Женщина в своей кухне пользовалась лампадкой, сделанной из бутылки, но, когда настала пора нести ужин в дом, позвала мужа с фонарем. Кэй разбудила Тину, и все пятеро уселись ужинать в передней комнатке, наполнившейся теперь, когда закрыли дверь, запахом керосина от фонаря, чадившего на стенном крючке. Несколько минут ели молча, затем Эдита, взглянув на сидящего напротив мужа, заговорила:
— Эти люди, Антуан, собираются в места, где живет увечный бокор.
— Джозеф мне так и сказал.
В Кэй пробудилась любознательность медицинской сестры.
