Кэй перед сном переоделась в пижаму, и будь она проклята, если станет одеваться в такое дурацкое время ради того, чтобы узнать, чего он хочет. Сунув ноги в тенниски, она вышла из спальни и бесшумно пересекла заставленную стульями полутемную переднюю. Он ждал ее снаружи.
— Идемте, — зашептал Метеллус, взяв ее за локоть.
Он провел ее через двор. Лунный свет был достаточно ярок, чтобы разрисовать землю тенями от дома, изгороди, деревьев и могил. Он вел ее к могилам. Рядом с той, на которой стояло имя Тины, теперь чернела яма, а в горку выкинутой земли на краю была воткнута лопата.
— Смотрите, м'зель!
Заглянув в яму, она поняла, что он сделал. Сдвинуть бетонную плиту оказалось ему не под силу, поэтому он под копал под нее. Прорыл туннель. Достаточно глубоко, чтобы узнать то, что хотел знать.
— Видите? Гроба нет!
Она кивнула. Спорить было не о чем. Он выкопал не слишком много земли, опасаясь, что плита над подкопом осядет, но явно доказал, что деревянного ящика под ней нет. Кэй стояла молча, слушая обычные ночные звуки.
— Как можно было украсть гроб, не сдвинув плиты? — спросила она, уже зная ответ. Все же пусть он ответит.
— М'зель, мы не сразу делаем надгробие. Ждем, пока земля осядет. А в тот раз прошло больше шести недель, пока я смог выбраться в Тру за цементом.
"Который привез на муле, — мысленно добавила она, — а сам всю дорогу шел пешком. А потом ты строил над могилой это причудливое цементное надгробие из любви к ребенку, чье тело уже похитили".
— Метеллус, я не понимаю. — Пусть уж объяснит до конца, хотя она уже догадывалась, что он скажет.
— Ответ может быть только один, м'зель. Я знаю, что положил дочь в гроб и похоронил здесь. Теперь гроба здесь нет. Значит… ее украли и превратили в зомби.
— Значит, на самом деле она не умерла.
— Ну, вы, может быть, знаете, что зомби бывают разные. Есть такие, которые на самом деле умерли и возвращены к жизни колдовством. А других отравляют разными способами, чтобы они только казались мертвыми, а потом забирают из могил и оживляют.
— Вы думаете, Тину отравили?
— Да, теперь думаю.
— Тем манго, о котором вы мне рассказывали?
Он потянулся за лопатой и, сжимая ее обеими руками, хмуро взглянул на Кэй.
— Люк Этьен дал ей два манго — одно для нее, другое для близнецов. Знаете, что я думаю? Я думаю, она, когда увидела, что дома никого нет, съела и то манго, что он давал для близнецов.
— Я не понимаю, на что вы намекаете. — На этот раз она действительно не понимала.
— Близнецы — не такие, как обычные люди, — сказал Метеллус. — Они понадобились ему для какой-то особой цели.
— Кому? Тому парню, Этьену?
— Нет, не Этьену. — Бросив взгляд на дом, он начал тихо забрасывать яму землей. — Во всяком случае, не для него самого. Люк тогда водил дружбу с куда более важным человеком. С бокором по имени Маргал, который жил в Легруне. Кое-кто здесь поговаривает, что Этьен — ученик Маргала.
— Того, который не может ходить, — вставила Кэй.
Метеллус замер, не опустив лопаты.
— Вы о нем знаете.
— Думаю, он пытался помешать мне добраться сюда.
— Очень может быть. Потому что знаете, что, я думаю, случилось после того, как он украл гроб из могилы? Я думаю, он оживил Тину, как они это делают — травами, или листьями, или еще как, — и продал ее кому-то далеко отсюда, где ее никто не мог бы узнать. Он надеялся получить близнецов, но и за Тину, если продать ее в служанки, можно кое-что выручить.
— А она ушла от того, кто ее купил.
— Да. И ваш священник ее нашел.
— Как Маргал мог узнать, что я везу ее сюда?
— Кто может сказать, м'зель? Он, может статься, знает, что мы сейчас стоим здесь и говорим о нем. — Метеллус быстрее замахал лопатой, торопясь покончить с работой. И снова замер, обернувшись к Кэй. — М'зель, Тине нельзя здесь оставаться. Маргал наверняка ее убьет.
— Вы так думаете?
— Да, да! Чтобы защитить себя. Чтобы спасти свою репутацию.
Она подумала над его словами и кивнула.
Заровняв наконец яму, он обернулся к ней:
— М'зель, я люблю дочь. Вы, верно, уже это поняли.
— Я в этом уверена.
— И Фифайн ее любит. Но по-старому уже никогда не будет.
Кэй молча разглядывала его.
Он задумчиво проговорил:
— У меня в Порт-о-Пренсе живет брат, м'зель. Он на год моложе меня, и у него всего один ребенок. Тине было бы у него хорошо, он даже в школу ее послал бы. Здесь ей нельзя оставаться. Все здесь, в Буа-Саваже, знают, что она умерла и ее похоронили в этом дворе и что она, стало быть, зомби. Даже если Маргал ее не погубит, с ней никто не станет знаться.
— Вы хотите, чтобы я отвезла ее к вашему брату? Вы об этом говорите?
— Вы отвезете? Я провожу вас до места, где остался ваш джип.
Кэй задумалась, а он стоял перед ней, в отчаянной надежде ожидая ответа. Белая сова пролетела над двором от дороги к полю сорго. Время шло.
— Я это сделаю, но с одним условием, — наконец сказала Кэй.
Он, чуть не плача, затаил дыхание:
— А… с каким?
— Что вы, пока мы здесь, сведете меня в Легрун, в гости в вашему калеке-бокору Маргалу. Вы согласны?
Вздрогнув, он уставился на нее, вытаращив глаза. Но все же кивнул.
5
На этот раз серого мула не навьючили седельными сумками, но Кэй, прежде чем выехать из дома Англэйда в Буа-Саваж, повесила на плечо коричневую кожаную сумку. Сидя на своем муле, пробирающемся следом за мулом Метеллуса, она поняла, как трудно пришлось бы ей здесь, вздумай она отправиться в одиночку.
До Легруна, по словам Метеллуса, было всего четыре мили, но дорога оказалась трудной. Самое подходящее слово — грудной. Сразу за рыночной площадью Буа-Саважа, пустынной, потому что торговали на ней только один день в неделю, начиналась тропинка направо, отмеченная крестом Барона Субботы. На вопрос, зачем он остановился и спешился на минуту у этого креста, ее проводник пожал плечами:
— Иногда неплохо попросить у Барона защиты, м'зель.
— Так вы думаете, этот Маргал вудуист?
— Нет-нет, м'зель! Он злой человек, бокор!
Понятно, это разные вещи. Вуду — религия. А бокор — колдун, знахарь-одиночка. А тот, с которым им предстояло столкнуться, — еще и чудовище.
Мулы целую вечность пробирались по лестнице из валунов, которую с обеих сторон теснил горный лес. Местами даже небо скрывалось за стеной древесных стволов. Потом тропинка выбралась на каменистое плато, выкрашенное золотым солнечным светом, и нырнула в овраг.
