Рис. 118.
Питер ван дер Хейден. Ограбление торговца обезьянами, 1557. Гравюра. Музей Королевская библиотека, Кабинет эстампов. Брюссель.
Во многих памятниках средневековой литературы, как и на створках триптиха «Воз сена», проявлено не столь однозначное отношение к образу коробейника. Комплиментарную интерпретацию этого образа даёт Дирк Делфтский в «Настольной книге христианина» (1404 г.), содержащей среди прочего хвалебный пассаж про священников, сравнённых с коробейниками. Подобно коробам человеческие души висят на шее, а священники несут их, словно знающие правильный маршрут гиды, бережно доставляющие души от рождения к смерти117. В нидерландском варианте «Золотой легенды» (Passionael) проводилось метафорическое сравнение Христа с небесным коробейником, принёсшим жизнь и искупление. Тяжкий короб за плечами олицетворяет грех и крест, который нёс Христос на Голгофу, искупая преступления и проступки рода человеческого. Отчасти этот образ зарифмован с иконографией особо почитаемого в северной Европе святого Христофора, сгорбленного под грузом младенца-Христа на своих плечах: силач Христофор с трудом поднял Его, поскольку сам Христос несёт грехи человечества. Метафора короба как души могла использоваться и положительно, и отрицательно в зависимости от контекста, поскольку включала идею греха (атрибут человеческого) и покаяния (атрибут божественного).
На положительное понимание коробейника у Босха работает изображение ощетинившейся собаки, которую путник отодвигает тростью, словно отбиваясь. Образ собаки демоничен: ошейник с шипами подчёркивает её звериную агрессию и злые намерения. Палачи и толпа, пренебрежительно относившиеся к Христу, сравнивались с бешеными собаками.
Рис. 119.
Святой Христофор несёт младенца-Христа через реку. Босх. Св. Христофор, фрагмент. Музей Боймансаван Бёнингена. Роттердам.
Такой же ошейник Босх «надевает» на одного из мучителей Христа в «Короновании терновым венцом». Щетина и заострённые уши на средневековой иллюстрации указывают на дьявольскую природу персонажа. Цвет шерсти собак – красноватый, рыжий или русый, а за такими цветами волос была закреплена крайне негативная семантика. В многочисленных средневековых текстах красный цвет связывался со всем недозволенно маргинальным, предосудительным, порочным и дьявольским. К примеру, Каин, царь Саул, нераскаявшийся преступник, мучители Христа весьма часто описывались или изображались рыжими, как и Иуда – архетип предателя. Метафора лая собаки использовалась для сравнения с попытками дьявола вовлечь человека в грех. В своих стихах Анна Бейнс признаётся в греховности и раскаивается перед Богом: «я – недостойный, несовершенный глиняный сосуд, полный греха, раненый укусами адских псов…Смертельны укусы адские, и я пришла к Тебе, как к Врачу, целящему мои раны» – так псы сравнивались с адскими силами118. Отрицательная характеристика собак из Псалма (21:17) повлияла на иконографию: «Ибо окружило меня множество псов, сборище злодеев обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои». В 1949 году Дирк Бакс заметил, что изначально собака – это общее название дьявола во многих средневековых текстах119.
На страницах Псалтири Латрелла (между 1320–1340 гг.) встречается коробейник, охмурённый чарами русалки и влекомый к этому порочному существу; соблазняемый к тому же преследуем красноогненной собакой, кусающей его за ногу и уподобляющейся проискам дьявола или одержимости, внезапно охватившей человека (см. рис 120).
Путник на внешней стороне створок «Воза сена» защищает от укуса правую ногу. А на уцелевшем фрагменте несохранившегося более раннего триптиха «Паломничество по земной жизни» Босх изобразил коробейника, отбивающегося от пса, но его левая нога уже укушена и перебинтована.
Детали картин Босха дают интересную концепцию коробейника, уже тронутого тленом греха, которому он одновременно и противостоит, хотя его путь, обозначенный шатким и надломленным мостом впереди, будет тернист. Босх создал иносказательно сложный образ еврея-коробейника – грешного, но одолевающего свои страсти и дурные помыслы, падшего, но жаждущего покаяния и прощения.
Рис. 120.
Уникальная Псалтирь была создана анонимными художником по заказу сэра Джеффри Латтрелла около 1320–1340 гг. в Англии. Luttrell Psalter. London. British Library. MS. 42130, fol. 170v.
На этическом уровне художественное высказывание Иеронима Босха демонстрирует раскаявшегося грешника, который может быть помилован Божьей благодатью. Эту христианскую формулу воспроизводит дидактическая стихотворная пьеса 1540-х годов, гласящая, что даже безмерно нагрешивший в прошлом не проклят окончательно и безвозвратно. Живущий сохраняет возможность раскаяться и получить прощение. Сколь бы много ни было грехов за душой, покайтесь, и будете прощены. Укус дьявола ещё не означает, что человек сожран полностью120.
Жажда покаяния коробейника на внешней стороне створок у Босха воспринимается пронзительнее, когда замысловатое и причудливое буйство уже раскрытого триптиха указывает зрителю на неизбежность Страшного суда.
Рис. 121.
Створка изобилует образами греха: на заднем плане бордель, поросята, адский пёс преследует путника, сова зловеще смотрит на него. Проткнутая шляпа и непарная обувь свидетельствуют о глупости, земных прегрешениях, свинстве и эскапизме. Босх. Коробейник (около 1505–1516 гг.). Музей Бойманса ван Бенингена. Роттердам.
В иносказательной драме 1539 года главный герой – Умирающий Человек (Staervende Mensch) говорит об искушениях и кознях дьявола перед лицом смерти и просит: Господь, очисти содержимое моего грешного короба, теперь дьявол довлеет надо мной, в поисках добычи, но Ты в своём милосердии стань моим самым большим утешением121.
Трость коробейника, с одной стороны, реалистична: странствующие торговцы, как и паломники, пользовались подобными во время походов, такая трость является частым атрибутом иконографии странствующего еврея. С другой стороны, трость – это и метафора, коробейник пользуется ею для защиты от собаки-дьявола: «трость (палку) Он (Господь) дал нам в этой бедной жизни, чтобы мы могли поддерживать себя и от дьявола отбиваться»122. Пилигримы путешествовали, вооружившись тростью-палкой, помогавшей им в пути и часто ассоциировавшейся с поддержкой Бога или с идеей несения креста.
