– Видишь ли, есть некоторая разница между одиннадцатью-двенадцатью и двумя-тремя часами.
– Вскрытие проводил старик Ньюсом, отец молодого доктора Ньюсома, а он такой древний, что мог напортачить. Филип ведь врач и мог ввести его в заблуждение, а старикан повелся на его россказни, наверняка так оно и было.
Но убедить Стивена было непросто.
– Филип ничего не выигрывал от убийства сэра Ричарда. В конце концов, ему причиталось всего пять тысяч фунтов, а это не такой уж большой куш, – заметил Стивен, у которого сроду не было и таких денег. – У Филипа прекрасная практика, он не нуждается в деньгах.
– Но стал бы нуждаться, если бы ушел к Клэр. Со всеми этими несчастьями мы совершенно забыли, что он собирался навострить лыжи. Нет, мы не считаем, что он убил из-за денег, просто дед обнаружил, что он не настоящий Филип.
– Конечно, настоящий, – засмеялся Стивен.
– А вот мы думаем, что нет.
– Тогда мне придется искать другую работу. Вы всерьез думаете, что я, адвокат вашего деда, мог допустить, чтобы к нему втерся какой-то проходимец, выдавший себя за его внука, и не навел соответствующие справки, тем более что сэр Ричард хотел сделать его главным наследником. И потом посмотрите на него – он же копия сэра Ричарда, хотя и не такой внушительный.
– Так это и навело проходимца на мысль выдать себя за Филипа. А настоящего Филипа он убил.
– А что вы так вцепились в Филипа?
– Если убил не он, значит, это сделал кто-то из нас – Тедди, я, Белла или Клэр. Тедди говорит, что лучше уж он, сумасшедший, чем мы, которые в здравом уме. Но он тоже предпочел бы, чтобы это был Филип, особенно если он ненастоящий.
– Если послушать, как ты гогочешь, Пета, любой подумает, что ты тоже с приветом, – заметил Стивен.
– К счастью, с головой у нее полный порядок. Вообще-то грустно сознавать, что ты не только убил собственного деда, хотя и не нарочно, но еще и вправду псих и не можешь служить в армии, чтобы убивать там людей, – с долей иронии закончил Эдвард.
– Если подумать, то самый подходящий кандидат – это Эдвард, – проговорила Пета, будучи заинтересованным лицом.
Стивен, сцепив руки под коленями, задумчиво смотрел на воду, тихо журчащую внизу.
– Эдвард, я знаю тебя целую вечность, с тех пор как ты был ребенком. Я старше тебя на пятнадцать лет, что дает мне право судить о тебе объективно. И я никогда не считал тебя ненормальным, что бы там ни болтали все эти жуликоватые психоаналитики. Не считаю и сейчас.
– Стивен, все это прекрасно, но мы же не знаем, что может со мной произойти, даже если я выгляжу вполне нормальным. Ну, то есть я могу потерять сознание, отключиться и не отдавать себе отчет в своих действиях. В конце концов, факт остается фактом: после того как я разыграл эту сцену со стаканами и покривившимся венком, то же самое произошло на следующий вечер. Но я ничего не помню. Если я это сделал и забыл, то мог точно так же убить деда и потом ничего не помнить. Если это не я уронил вазу, тогда кто? Ты можешь сказать, что это сделал убийца, – но зачем? С какой целью?
– Чтобы подозрение пало на тебя, Эдвард. Именно так и произошло.
Эдвард замолчал и бросил в реку камешек.
– Мне не хочется об этом думать. Если бедного деда убил кто-то из родственников, это просто омерзительно. Но ты же не хочешь сказать, что кто-то из них намеренно пытается подставить меня?
Белла, Клэр, Пета, Филип, Элен – невозможно представить, что кто-то из них мог так низко пасть.
– И все же это меньшее преступление, чем само убийство, – заключила Пета.
На лужайке появился Филип, направлявшийся в их сторону. В белых фланелевых брюках, небрежно подпоясанных цветным шнуром, он выглядел весьма авантажно.
– Белла приглашает всех на чай. Он накрыт на передней террасе.
Пета протянула руку, чтобы ей помогли подняться.
– Привет, Филип, мы только что обсуждали твою причастность к убийству.
– Замолкни, дуреха, – шикнул на нее Эдвард.
– Может, это и не ты, но, Филип, если ты не Филип Марч, а самозванец из Америки, признайся сразу, потому что мы об этом догадались и все равно докопаемся до правды. Но я лично этому не верю, – подвела черту Пета, несколько смущенная своей непоследовательностью.
Филип громко расхохотался.
– Ну и родственнички! Сидят и смешивают с грязью своего бедного кузена!
– Но ты был какой-то не такой, когда вернулся, и потом вся эта мутная история с завещанием, которое дед хотел изменить в твою пользу…
Филип перестал смеяться.
– Вы считаете, что я на него надавил?
– Нет, Филип, конечно, нет, ты не так понял.
– А я еще столько нервов потратил, чтобы отговорить старика! Черт побери, это уже слишком! Да, я чувствовал себя очень неловко: вломился в незнакомую семью, где меня сразу захотели сделать наследником. Что я, по-вашему, чувствовал, отнимая поместье у Петы? Естественно, я тогда не знал его так хорошо, как сейчас, не знал, что он меняет свое завещание чуть ли не каждые пять минут. Ты перегнула палку, Пета, – обиженно проговорил Филип. – Это ты подбила Эдварда на такую глупость. Я сыт по горло всеми этими идиотскими версиями и разоблачениями: сначала убийцей признали Элен, потом Клэр, а теперь вот добрались до меня! А истина состоит в том, что, измени он завещание, существенно пострадала бы только ты, Пета! И только из-за твоей инфантильности и глупости никто не думает на тебя. А ты легко могла подлить адренол в тот стакан, что стоял на кухне, а то, что на нем не осталось отпечатков твоих пальцев, довольно легко объяснить. Ведь на телефоне, к которому ты прикасалась, их тоже не нашли.
– И как, по-твоему, я ухитрилась это сделать? Надела перчатки?
– Там в шкатулке была пара перчаток Серафиты.
– Дорогой мой Филип, там лежат длинные черные перчатки! Интересно, что подумала бы Белла, увидев меня в них?
– Белла уже не девочка, и зрение у нее уже не такое, как в молодости. Она могла просто не заметить.
– Учитывая, что Белла забрасывает сахар прямо в пасть Боббину с расстояния нескольких футов, она бы уж точно заметила, если я бы предстала перед ней в черных перчатках по локоть!
– Господи, да прекратите вы пререкаться, – остановил их Эдвард.
Когда они шли по лужайке, он спросил у Петы:
– Ты ушибла руку? Она у тебя какая-то скрюченная.
Покраснев, Пета быстро разжала пальцы.
– Она занимается йогой, – пошутил Стивен, шагавший рядом с Петой. Сердце его ликовало: как трогательно она сохраняет его поцелуй. – Пытается сжимать кулак, пока ногти не прорастут сквозь ладонь. Я вижу, ты опять вернулась к бычьей крови! – с сожалением добавил он.
– Да, я пользовалась прозрачным лаком, пока мы не похоронили деда, просто из уважения к нему. Но теперь ему, бедняжке, уже все равно, так что я могу вернуться к прежней раскраске – это поддерживает мой боевой дух.
