Он пошел в дом, чтобы дать распоряжение своим людям, но быстро вернулся на террасу, где родственники обсуждали новый поворот событий. А вдруг выяснится, что все это дело рук миссис Бро? Ну, прямо подарок судьбы! Или они вместе с Бро убили деда, а потом она убила самого Бро. Ведь это возможно?
– Нет, – отрезал Кокрилл.
– Но почему, Коки?
– В тот вечер, когда убили сэра Ричарда, миссис Бро с восьми часов находилась в хозяйском доме. Так что она здесь ни при чем – по времени не совпадает.
– Но Бро же она могла убить.
– С какой стати?
– Ну, она же его ненавидела.
– Не настолько, чтобы убивать. В любом случае, почему бы не подождать, пока он сдерет деньги с Филипа? Почему не дать ему сделать всю грязную работу и свалить вину на него, если Филип не поддастся шантажу? Бро ведь рассчитывал получить приличные деньги.
– Но это значит, что убийство совершил кто-то из нас?
– Подумайте сами.
В этот вечер Белла выглядела на редкость привлекательно. Крутые локоны были зачесаны наверх, в ушах сверкали неброские бриллиантовые серьги, серое платье выгодно подчеркивало фигуру. Рядом в шезлонге лежала Пета, худая и долговязая, но при этом поразительно грациозная, словно дикая роза, попавшая в оранжерею и трепещущая от своей неуместности среди изысканных соседей. На втором плане расположилась Клэр, красивая и бледная, в золотой короне роскошных волос. Потерпев поражение, она, казалось, успокоилась и обрела безмятежность. С ней резко контрастировала Элен, темноволосая, яркая, живая и чуть настороженная. На балюстраде сидел Филип с высоким стаканом в руке. От деда он унаследовал изящество и шарм, но вот величия и несколько неразумного блеска сэра Ричарда был начисто лишен. На ступеньках, сбегающих к реке, примостился Эдвард, зажав в коленях тонкие загорелые руки. Красивое семейство, простые милые англичане в типично английской обстановке. Белла, Пета, Клэр, Элен, Филип, Эдвард. И один из них – убийца, подумал Кокрилл. Один из шести. Не хотелось в это верить, но такова печальная истина. Хотя в последние пять дней он потратил уйму времени, чтобы это опровергнуть.
Эдвард бросил Боббину резиновый мячик.
– Это точно один из нас, Коки?
– Не стоит спрашивать у инспектора такие вещи, дорогой, – остановила его Пета. – Это дурной тон. Но этот чудный лимонад, который нам приготовила Белла, как-то встает поперек горла, правда, Коки?
Было очень жарко. Но всех пробирал холодок. Каждый остро ощущал всю необычность сегодняшнего вечера и понимал, что над одним из них сгущаются тучи, бросая на остальных ужасную тень, – ждать осталось недолго, и очень скоро этой жуткой игре в прятки придет конец. И как бы в унисон с этими подспудными мыслями завыла сирена, за ней другая, третья, и скоро их зловещие вопли слились в один сплошной рев, разбивший ледяную стену молчания. Когда все затихло, Эдвард медленно поднялся со ступенек и посмотрел на своих родных. Лицо его побледнело, руки дрожали, на лбу у самых волос заблестела испарина. Он начал говорить, сначала медленно и вяло, но потом в голосе его послышались истерические нотки:
– Коки, мне все это надоело… Я сыт по горло. Одно и то же до бесконечности – разговоры, споры, обвинения – у меня больше нет сил это выносить. Почему вы тянете? Почему не арестуете меня и не посадите куда там положено? Вы же понимаете, и мы все ясно видим, что это я – кто же еще? Они знают, что это я, но делают вид, что ни о чем не догадываются. Сам я этого не помню. В глубине души я не верю, что мог это сделать, но ведь у меня провалы в памяти. К примеру, эта ваза: ее нашли разбитой в гостиной, а венок на портрете висел криво. Я не помню, как ее уронил, значит, и дальше мог сделать что-нибудь бессознательно. Со мной и раньше такое случалось.
Жалобно посмотрев на родных, Эдвард протянул к ним тонкие руки, словно моля о пощаде.
– Ведь вы не… Они не… Меня ведь не отправят в сумасшедший дом? Я этого не перенесу.
Стивен, сидевший рядом с Филипом на балюстраде, молча смотрел на сигарету, догоравшую в его руке. Когда родственники поутихли, он встал и, взяв Эдварда за руку, силой усадил его на стул.
– Послушай, старина, помнишь, я сказал там у реки, что считаю тебя совершенно нормальным? И я лишний раз в этом убедился. Ты не убийца. Я знаю это наверняка.
Эдвард измученно взглянул на него, и на его мальчишеском лице мелькнул проблеск надежды.
– Вся эта история с покривившимся венком была задумана, чтобы свалить вину на бедного парня, – сказал Стивен, обращаясь прежде всего к Кокриллу. – Криво висящий предмет мог привлечь его внимание и заставить быстро поднять глаза. А людям, впадающим в транс и склонным к автоматизму и всяким таким штукам, нельзя резко поднимать взгляд, поскольку это может вызвать приступ. Это известный медицинский факт. Я не знаю, Эдвард разбил эту вазу или кто-нибудь другой. Клэр нашла ее на полу, когда около девяти вошла в дом, так ведь, Клэр? Но ты, вероятно, помнишь, что я сказал, когда увидел, как ты собираешь осколки в гостиной?
– Ты, кажется, сказал: «Снова Эдвард?»
– Не совсем. Я сказал что-то вроде: «На этот раз не Эдвард?» Ты ведь помнишь?
Клэр недоверчиво взглянула на него.
– Точно не помню. Но я тогда сказала, что это, наверное, Эдвард, потому что Пета его дразнила и он расстроился. Боюсь, я просто приняла как должное, что это он разбил вазу. И всегда так считала.
– Мы все так считали, – вмешалась Белла. – Вазу уронили, она разбилась, и розы рассыпались по полу. Все это мы увидели на следующее утро. А венок на портрете Серафиты висел криво.
– Именно это только что сказал Эдвард, – заметил Стивен. – Венок висел криво.
– Но, Стивен, все так и было, – подтвердила Пета.
– Но только не тогда, когда я на него смотрел.
Глава 12
Эдвард медленно поднялся со стула. Он был бледен, как полотно, руки у него тряслись, по лбу катились капли пота. Он с горьким презрительным укором оглядел своих родственников, худенький и трогательный, как жеребенок, но уже полный достоинства, страдающий от боли и разочарования, в которых не было ничего ребяческого.
– Вы предали меня! Это сделал один из вас! Заставили пройти через весь этот ад! Позволили думать, что я сумасшедший, убийца, опасный лунатик, не достойный жить свободно, играть с ребенком, спать в комнате без присмотра, чтобы я не причинил вреда остальным, не пригодный даже…
Он прервал себя на полуслове и на мгновение замолчал.
– Это была настоящая пытка, самая ужасная из всех возможных. Никому из вас не понять, каково мне было, вы и представить себе не можете, как мучительно сознавать, что ты не в своем уме. Ты внезапно просыпаешься и начинаешь думать: «Может быть, я просто слюнявый идиот и не сознаю, что со мной происходит, может быть, я живу как во сне и не понимаю, что говорят мне люди». Ты шутишь и притворяешься, что тебе все равно, но тебя постоянно грызет мысль, что люди относятся к тебе как к ненормальному – улыбаются и делают вид, что все в порядке, а на самом деле ты слабоумный, который воображает себя королевой Викторией или яйцом всмятку, как в анекдотах про сумасшедших. Ты… ты просыпаешься ночью и начинаешь уговаривать себя – и страх уходит, а ты говоришь себе, что это просто «мания преследования», и делаешь колоссальное усилие, чтобы казаться нормальным и беспечным. И все это сделал один из вас! Кто-то из вас разбил вазу и разлил воду, а потом сдвинул венок, чтобы свалить все на меня. И к тому же заставил меня поверить, что я мог совершить убийство.
