– И смертью от анестезии в госпитале Херонс-парка, – мрачно добавил инспектор Кокрилл.
– Ах да, сэр. Не повезло там. Что ж, со всеми случается. Помните, мистер Чарлзворт, какого дурака мы с вами сваляли в девонширской истории с яхтами?
Необыкновенно приятный парень. Даже не скажешь, что лондонец. И наблюдательный.
– Так вы говорите, в квартире Андерсона отсутствуют его тапочки?
– Верно, сэр, – кивнул Бедд. – Еще инструмент для бритья, зубная щетка и прочее такое. Конечно, он мог их куда-нибудь сунуть – не хватило времени как следует поискать. Но у меня такое впечатление, сэр, что джентльмен дал тягу. Вы ведь этого и ожидали?
Он склонил голову набок, словно умный седовласый терьер.
– Мы оповестили порты и железнодорожные станции, – сказал Чарлзворт Кокриллу. – Далеко не уйдет. В конце концов, он был здесь не больше часа назад.
– Если был, – туманно проговорил Кокрилл. В мудреные подходцы могут играть и двое.
Предоставленные себе, десять рыцарей принялись обсуждать смерть Изабель, кто скучающе, кто азартно – согласно ролям, которые они решили играть, ведь почти каждый из них был безработным актером, неспособным оставаться просто самим собой. Мистер Порт сидел молча, нервно сплетая и расплетая пухлые пальцы. Мисс Сволок как бы невзначай подсела к Двойному Брайану, нетерпеливо постукивающему ногой о пол. Сверкнув голубыми глазами, он презрительно проговорил:
– Замечательно работает английская полиция. Говорят-говорят и ничего не делают. Потрясающе!
– Эти говорят, но есть еще много других, которые делают. Отпечатки пальцев, всякие проверки. Не думаю, что они такие спокойные, какими кажутся. – Она добавила со значением: – Что до меня, то пусть беспокоятся сколько угодно.
Глаза мисс Сволок торжествующе блеснули.
– Вы ничуть не жалеете о смерти Иесавель, правда?
– Месть сладка, – тихо промолвила она, не отрывая взгляда от лица собеседника.
Он помолчал.
– Да.
Она придвинулась к нему ближе.
– Я хотела, чтобы вы знали… если я могу сделать что-нибудь еще…
Двойной Брайан странно дернул головой – как бы удивленно втянул подбородок. Подумал немного и вернул подбородок на место.
– А что же вы можете сделать? – озадаченно спросил он.
– Для вас, я имею в виду.
– Для меня? Что вы можете сделать для меня?
– Я сказала им, что вы стояли первым в строю всадников.
Он снова втянул подбородок.
– Да… ну так я и стоял первым в строю. Вы видели меня, говорили со мной.
– Вот именно.
– Но это не требует ваших свидетельств. Все и так знают, что я там был. Кроме того, ее убили позже. Когда я находился на сцене.
– О да, я знаю, что вы находились на сцене. – Мисс Сволок слегка приподняла брови. – Имейте в виду.
И она отошла в сторону.
Сержант Бедд записал в блокнот показания восьми рыцарей, и Чарлзворт отправил их восвояси.
– У нас есть ваши имена и адреса, а также ваши показания о том, что с мисс Дрю вы не имели никаких дел за пределами выставки и за исключением разговоров на обычные темы, как то: спектакль, выпивка в пабе и так далее. Должен вам напомнить, что мы можем проверить ваши показания и, безусловно, проверим. У кого-нибудь есть что добавить или это все?
Рыцари подтвердили нестройным хором плюшевых голосов, что с их слов все записано верно и добавить им нечего. И потому были отпущены из кабинета – и, в конечном счете, из расследования. Ни один из них не присутствовал в Элизиуме в то время, когда предполагаемым жертвам подбросили записки с угрозами; ни один из них не покидал полукруга на краю сцены. Нет смысла загромождать дело лишними подозреваемыми, подумал Чарлзворт. У него имелось достаточно информации, с которой можно работать.
Когда пришел полицейский врач с маленьким черным саквояжем в руке, Чарлзворт переговорил с ним за дверью кабинета.
– Привет, док. Закончил работу с красоткой?
– Закончил, – сказал док, весело помахивая саквояжем. – И я так понял, что при жизни она была далеко не подарок!
– Она и сейчас не подарок, когда умерла, – заметил Чарлзворт. – Ты уверен, что ее задушили руками? Понимаешь, это жутко усложняет мне дело. Не могла она зацепиться вуалью за крючок, гвоздь или что-то в этом роде? Там в стене торчат довольно толстые гвозди, которые держат этот нелепый плющ.
– Уверен. Вуаль обкрутили вокруг ее горла, вероятно, чтобы не оставлять следов пальцев. Но кто-то, несомненно, взял ее двумя руками за горло через вуаль. Ее убила не сама вуаль и не веревка. Кстати, ты ведь не видел тело с тех пор, как мы приступили к работе? Когда мы ее перевернули, мы обнаружили несколько подозрительных кусков веревки. Но она была задушена двумя руками, можешь не сомневаться.
Врач беспечно ушел: не ему ломать голову над тем, как женщину мог задушить руками один из одиннадцати человек, находившихся по крайней мере в пятнадцати футах от нее.
Кокрилла, отчаянно желавшего взглянуть на подозрительные веревки, тем не менее сжигало беспокойство о Перпетуе. Чарлзворт отправился осматривать тело, наказав сержанту Бедду взять показания у всех подозреваемых. Кокрилл не считал себя обязанным ни следовать за ним, ни оставаться и давать показания сержанту, поэтому он тихо вышел и разыскал инспектора Стаммерса.
– Есть какие-нибудь новости?
Стаммерс покачал головой.
– Она не заходила домой, никуда не звонила, не находится у кого-то из друзей, которых мы сумели разыскать. И в здании ее нет – по крайней мере, в этой части здания. Мы вроде здесь все осмотрели.
– Ни живой, ни мертвой? – без выражения произнес Коки.
– Да. Конечно, здесь есть где спрятаться. – Стаммерс положил руку на плечо инспектора: – Вы не волнуйтесь. Мы делаем все возможное.
– Хорошо, хорошо! – сказал Коки сердито. – Я ей не любящий дедушка.
И поспешил уйти.
Полицейский, оставленный дежурным у двери в заднюю комнату, видимо, счел само собой разумеющимся, что Кокрилл имеет право войти на сцену, и он беспрепятственно прошел через арку. Перед телом поставили ширму, чтобы загородить его от любопытствующих взглядов. Когда подошел Кокрилл, Чарлзворт, склонившийся над телом, поднял глаза.
– Есть новости о мисс Кирк?
– Нет, – ответил Кокрилл.
– И об Андерсоне пока ничего… Смотрите, что мы нашли!
Скрюченные руки и ноги Изабель были заботливо выпрямлены. Теперь она казалась очень тихой и сдержанной – накрытая белой простыней, ожидающая с бесконечным терпением, совершенно несвойственным ей в жизни, когда ее отнесут в холодное одиночество морга.
– Что это? Какие-то канаты?
