Во время визита царя в Яссы отношения с Кантемиром стали совершенно определенными: несмотря на хорошо подготовленный договор об этом союзе, от молдавского князя не следовало ожидать сколько-нибудь серьезной военной поддержки, равно как и снабжения провиантом. Тем не менее у царя о Кантемире осталось впечатление как об умном человеке и добром советчике, не умеющем, однако, справляться со своими боярами и неспособном собрать необходимое войско.
В отношении Бранковяну тоже не следовало питать никаких иллюзий. Он предал царя, окончательно перейдя к туркам. Даже его родственник, гетман Тома Кантакузен, воспользовался возможностью первым в Яссах открыть глаза на факт предательства. Он сказал царю, что весь валашский народ на стороне русских, за исключением одного человека – валашского князя. О себе он сказал, что тайком пробрался в Яссы, чтобы повидать царя и сообщить ему об этом.
После этого в Яссы прибыл специальный посланник от Бранковяну с тем, чтобы подтвердить печальное известие; это был Георгий Кастриот, адъютант валашского князя, который перед самым сражением, прежде чем царь смог бы заключить пристойный мир, открыто заявил, что Валахия не может исполнить принятые на себя обязательства.
Царь, наконец, понял, что потерпел поражение. Ему противостояли 119.665 турок, а в тылу обретались 70 тыс. татар, в то время как русских было всего 38.246. Противник не только в семь раз превосходил царя в живой силе – у него было в десять раз больше артиллерии! И что хуже всего – русские остались без хлеба. Чтобы получить хоть какую-нибудь провизию, он послал отряды генерала Ренна занять Браилу, в которой были продукты, что и было сделано; однако вскоре он был вынужден вернуть Ренна, поскольку узнал, что окружен со всех сторон. Военные советы не дали никаких результатов, ситуация была безнадежной. Импульсивный царь Петр неожиданно приказал войскам отступить от Прута на более выгодные позиции, к местечку Станилешты, где, кажется, и славный Собесский проиграл однажды сражение.
Тем не менее русская армия продемонстрировала храбрость и дисциплинированность
[66]. В турецкой же армии, напротив, после сообщения о падении Браилы начались беспорядки. Ружейная и пушечная стрельба началась по всему фронту, и первые атаки были невероятно кровавыми. Затем наступило короткое перемирие. Янычары подняли бунт: их буквально скосили во время атаки, 7 тыс. их было убито. Однако царю и в голову не могло прийти, что визирь чувствовал себя намного хуже его. Балтаджи-паша по природе своей вовсе не был воином, он даже готов был вступить в переговоры, во что русские сначала никак не могли поверить. Но на четвертый день сражения обе стороны уже не могли говорить ни о чем ином, кроме как о мире.
В трагическую ночь с 9 на 10 июля царь вызвал к себе в шатер Шереметева и отдал ему приказ на рассвете атаковать неприятеля по всему фронту. Далее он приказал, чтобы до этого времени никто не смел входить к нему в шатер. Тогда же он написал письмо к Сенату в Москву, чтобы тот в случае его гибели или пленения выбрал царем того, кто покажет себя наиболее способным.
Между тем, Шереметев, Шафиров и Владиславич, посовещавшись в узком кругу, отказались от идеи атаковать. Говорят, царица Екатерина сумела той ночью все-таки проникнуть в шатер к царю и уговорить его начать мирные переговоры, сделав по совету Саввы Владиславича уступки, дав обещания и, прежде всего, подкупив турок деньгами и другими подарками.
После этого фельдмаршал Шереметев направил к великому визирю своего горниста с известием, что русские не желают кровопролития, а если такового не хочет и визирь, то они готовы начать мирные переговоры. На это послание Великий визирь даже не ответил, что вызвало страх в русской верхушке. Шереметев послал второе письмо, потребовав, чтобы визирь, если он не желает отвечать, принял незамедлительное решение. На это визирь ответил, что он не бежит от мира.
Ошибаются те, кто считает, что на Пруте вообще не было никакого сражения. Во время отступления от Прута к Станилештам русских по пятам преследовали турецкие войска. Сам визирь возглавил отряды янычар; у него было 470 пушек; янычары атаковали русских семь раз; русские, оставшись без провизии и фуража, так косили янычар, что в итоге обратили их в бегство. Князь Кантемир в своей «Истории Турции» пишет, что непрерывный и жестокий бой длился три дня. Пишет и о себе, как он сражался во главе молдавских отрядов, помогая генералу Янусу отступить. Он говорит, что бился с 60 000 турецких и татарских всадников «и имел честь отразить их».
Узнав о том, что визирь не исключает мира, царь немедленно отправил на переговоры трех делегатов: министра Шафирова, сына фельдмаршала графа Шереметева и Савву Владиславича. Участие Саввы подтверждают, прежде всего, молдавские хронисты из окружения князя Кантемира, в первую очередь гетман молдавского войска и лучший историк этого похода Ион Некулча, который пишет: «Министры Шафиров и Савва и сын Шереметев отправились на переговоры с визирем о мире, требуя, чтобы для России определили границу по Дунаю, поскольку несколькими днями ранее князь Бранковяну по приказу султана предлагал такое условие через Кастриота». Присутствие Саввы на переговорах подтверждает и русский историк Голиков. Особенно важно свидетельство царицы Екатерины I, прозвучавшее в указе о возведении Владиславича в графское достоинство (1725); она объявила, что тот заслужил его и во время мирных переговоров на Пруте.
Однако переговоры шли с большими трудностями. В лагере визиря находился шведский генерал Понятовский, поляк по происхождению, которого мы уже видели в Царьграде, когда он от имени короля Карла XII интриговал против заключения мира с Турцией, на котором так настаивал царь Петр после Полтавской победы. Три русских делегата получили от царя полномочия пойти на условия, скорее напоминающие жалкую капитуляцию: 1) вернуть Турции все города, захваченные во время предыдущей войны; 2) если шведы потребуют для себя концессий, то вернуть им все завоеванные на Балтийском море земли, за исключением Ингрии на севере; 3) если возникнет вопрос соперничества между королем Августом и Станиславом Лещинским, то пожертвовать другом царя Августом; 4) и если визирь согласится вообще не поднимать шведский вопрос, то с радостью с ним согласиться, пообещав ему денег и другие подарки. Прежде всего, на подкуп визиря: 150 тыс. рублей, с тем чтобы из этих денег визирь оставил лично для себя 60 тыс.; а затем передал янычарскому are (командиру) 10 тыс. рублей; и, наконец, 10 тыс. рублей любому другому командиру. А также второстепенным чиновникам обещать хорошие подарки.
Однако Шафиров вернулся с плохими новостями: турки вообще не желают мира, а только стараются выиграть время. Тогда царь решился на более серьезные уступки: 1) вернуть Турции Азов и только что построенный Таганрог, а также пушки с крепости Каменный затон; 2) обещать, что Россия никогда больше не будет вмешиваться в польские дела; 3) предоставить туркам свободу торговли; 4) навсегда отозвать русского посланника из Царьграда; 5) позволить Карлу XII вернуться в Швецию, как только он пожелает; и, наконец, 6) забыть старую вражду.
