На транспортные расходы графу Владиславичу было выдано 3 тыс. рублей, еще 3 тыс. на содержание персонала и, наконец, 6 тыс. рублей его посольского жалованья. Савва Владиславич вез подарки российской императрицы китайскому императору на общую сумму 10 тыс. рублей. Это были дорогие карманные и настольные часы, зеркала, златотканые материалы, горностаи и чернобурки. Сам посланник Владиславич также приготовил личные подарки: пару пистолетов, серебряные блюда с барельефами, карманные часы, серебряную посуду, две серебряные табакерки, две хрустальных люстры, три серебряные позолоченные шкатулки, серебряную конскую упряжь и четырех великолепных гончих псов, все на сумму в 1 390 рублей.
Посольство графа Владиславича добиралось от Петербурга до Иркутска с 12 октября 1725 до апреля 1726 года, то есть полгода. В Иркутске оно оставалось до августа 1726 года, знакомясь с пограничными проблемами и выполняя на границе топографические работы, а граница эта, как мы вскоре увидим, была бесконечна. Она насчитывала едва ли не 6 тыс. километров… Российская империя простиралась на восток до границ Китая и Японского моря. Московские торговые караваны, направлявшиеся в Китай, прибывали в Пекин в лучшем случае через полгода, и потому Петр Великий думал прорезать пространство каналами и другими транспортными путями, связать границу с Петербургом и тем самым сделать его величайшим торговым центром мира, дав ему свое имя, как царь Александр Македонский дал свое имя Александрии.
Насколько тяжелой была миссия Саввы Владиславича, видно по его сообщению, направленному в 1726 году русскому правительству из сибирского Иркутска. Он жалуется, что не смог в Тобольске получить от тамошней канцелярии никаких сведений ни о границе, ни о беженцах. Все, чем он располагал, было собрано им до начала посольства. Работу прежнего губернатора и воинского начальника он оценил как плохую. Также он сообщает, что огромные расстояния сильно затрудняют его работу.
Приехавши в Иркутск, получил я письма от агента Ланга из Селенгинска и при них ландкарту некоторой части пограничных земель. Эту ландкарту я осмотрел подробно и увидал, что из нее мало пользы будет, потому что в ней, кроме реки Аргуна, ничего не означено, а разграничивать нужно в немалых тысячах верст на обе стороны… Увиделся я здесь с четырьмя геодезистами, которые посланы для сочинения ландкарт сибирским провинциям, и отправил двоих из них для описания тех земель, рек и гор, которые начинаются от реки Горбицы до Каменных гор и от Каменных гор до реки Уди, потому что при графе Головине все это осталось неразграниченным. Других же двоих геодезистов отправил я вверх по Иркуту-реке, которая из степей монгольских течет под этот город, и оттуда велел им исследовать пограничные места до реки Енисея, где Саянский камень, и до реки Абакана, которая близ пограничного города Кузнецка; также велено им ехать по Енисею-реке за Саянский камень до вершин… Все пограничные крепости – Нерчинск, Иркутск, Удинск, Селенгинск – находятся в самом плохом состоянии, все строение деревянное и от ветхости развалилось, надобно их хотя палисадами укрепить для всякого случая… И китайцы – люди неслуживые, только многолюдством и богатством горды, и не думаю, чтоб имели намерение с вашим величеством воевать, однако рассуждают, что Россия имеет необходимую нужду в их торговле, для получения которой сделает все по их желанию.
В августе 1727 года с берегов речки Буры серб и герцеговинец русский посланник Савва Владиславич пишет из Сибири русскому правительству письмо, демонстрирующее его острый взгляд и яркий литературный талант:
Сибирская провинция, сколько я мог видеть и слышать, не губерния, но империя, всякими обильными местами и плодами украшена: в ней больше сорока рек, превосходящих величиною Дунай, и больше ста рек, превосходящих величиною Неву, и несколько тысяч малых и средних; земля благообильная к хлебному роду, к рыболовлям, звероловлям, рудам разных материалов и разных мраморов, лесов предовольно, и, чаю, такого преславного угодья на свете нет; только очень запустела за многими причинами, особенно от превеликого расстояния, от малолюдства, глупости прежних управителей и непорядков пограничных. Во всей Сибири нет ни единого крепкого города, ни крепости, особенно на границе по сю сторону Байкальского моря; Селенгинск не город, не село, а деревушка с 250 дворишков и двумя деревянными церквами, построен на месте ни к чему не годном и открытом для нападений, четвероугольное деревянное укрепление таково, что в случае неприятельского нападения в два часа будет все сожжено; а Нерчинск, говорят, еще хуже.
Изучив все спорные вопросы в отношениях России и Китая, Владиславич наконец 28 августа 1726 года с границы отправился в Пекин. С этого дня вплоть до мая 1727 года русские не получали от него никаких известий, поскольку он постоянно находился в пути.
В Пекине его приняли, как он потом сообщил, «как то приличествует достоинству императрицы и характеру ее полномочного министра». На самом же деле не обошлось без известных инцидентов. Русского посла, прибывшего из Иркутска на китайскую границу, встретили уполномоченные на то официальные лица, в сопровождении которых Владиславич направился к столице. На всем пути его встречали торжественно, с ружейными салютами. Китайцы действительно старались доставить Владиславичу по дороге как можно больше удовольствия. Тем не менее уполномоченный Цуньли Ямин поднял вопрос о церемонии прибытия русского посланника в столицу Китая, предложив посланнику въехать туда ночью, а не днем. По принятому в Китае церемониалу ему следовало оказать почести, однако дневные почести можно было оказывать только императору. Из-за этого случился первый серьезный кризис. Владиславич считал, что он прибывает в Пекин не как посланник какого-то татарского или туркестанского хана, но как личный представитель императрицы, и потому не может въехать в Пекин иначе, как только днем. Ничто не могло его переубедить. И в самом деле русское посольство вошло в Пекин днем, под звуки труб и барабанов и ружейную пальбу, производившуюся по обеим сторонам улиц.
2
Первые впечатления о Пекине разительно отличались от того, что довелось Владиславичу переживать ранее. Москва в первые дни пребывания в ней уроженца Адриатики тоже казалась ему азиатским городом. Но Пекин поразил размерами, планировкой и архитектурой. По возвращении из Китая Владиславич передаст императрице Анне Иоанновне чрезвычайно интересное описание Китая, представляющее особый интерес и для нас, потому как он был первым сербом, описавшим эту страну.
Он говорит, что Китай состоит из 15 огромных областей, каждая из которых величиной с настоящее королевство. В нем чуть меньше двух тысяч городов, сто пятьдесят из которых весьма велики. Все города выстроены в виде треугольника или четырехугольника с укреплениями из высоких деревянных бревен, которые, несмотря на высоту и толщину, не могли бы представить серьезного препятствия для вражеской атаки. Даже самые большие гарнизоны не смогли бы защитить города и были бы сразу уничтожены. Владиславич пишет, что эти гарнизоны рассеяны по всей стране, но ничем не обременяют императорскую казну, поскольку им никаких денег не платят.
В Китае около 200 миллионов жителей, и каждый из них облагается личным налогом и налогом на имущество. В число этих 200 миллионов душ не входит императорская семья с ее многочисленными «бонзами», то есть языческими чиновниками. Треть китайцев, особенно на юге империи, живет не в домах, а в лодках на реках, путешествуя по воде группами, отчего складывается впечатление, что села или городки возникают внезапно за ночь. На каждой китайской реке таких лодок часто бывает тысяч по пятьдесят. Впрочем, добавляет Владиславич, реки в этой стране выглядят совсем как города.
