— Дрянь...
— Это ненадолго, — сказал Фарамунд, хотя не знал,
относится это к слизи, или к нему. — У нас будет и золото, и свой бург!
Громыхало вскинул лицо к небу. Сквозь тучи проглянуло
слабое, как больной ребенок, солнце. Луч света упал на лицо палача. Он
зажмурился, помолчал, а когда заговорил, Фарамунд вздрогнул от неожиданности.
— А в самом деле... Там в крепости я перестал на небо
смотреть! Все глаза в землю, дабы не прогневать властелина... А ведь я — Громыхало,
при виде которого враги трепетали, а кони пугались и сбрасывали седоков!.. Надо
умереть с мечом в руке, а не с клистирной трубкой в заднице.
Он захохотал, а Фарамунд смотрел с изумлением. Палач
выпрямился, откинулся назад, спина коснулась дерева. Грудь его оказалась еще
шире, чем Фарамунду казалась в комнате пыток, а когда расправил плечи, Фарамунд
подумал, что этому гиганту в двери крестьянских хат придется заходить боком.
— Я рад, — сказал Фарамунд с чувством. — Ты
не поверишь, как я рад!
— Да ладно, — буркнул Громыхало. — Я тоже
рад... что дал тебе в морду как следует!
Он неожиданно захохотал. Фарамунд потрогал разбитую скулу,
где немилосердно саднило:
— Да, кулаки у тебя... железо мог бы ковать без молота!
— Кулаки у меня хорошие, — согласился Громыхало. —
Но я все-таки предпочитаю боевой молот!
— Будет молот, — сказал Фарамунд твердо. — И
золото будет!
Громыхало хмыкнул, не очень-то верил, но Фарамунд знал, что
добудет. Ведь у Свена Лютеция на правах нищенки. Благородная прекрасная
Лютеция, которая должна жить в самых прекрасных дворцах мира!
А для нее он добудет. И золото. И надежные стены.
Через неделю его отряд насчитывал десяток оборванцев,
голодных и злых на весь свет, готовых на все. К концу второй недели они наткнулись
еще на такую же шайку разбойников. Ни один не захотел уступить, а после схватки
пятеро из уцелевших противников влились в его отряд. Чужих раненых дорезали, а
своих Фарамунд к удивлению многих, но не Громыхало, велел оставить в ближайшем
селе, дал одежды и денег, строго приказал местным лечить, не обижать, иначе,
когда вернется...
Дважды нападали на обозы, а когда из городка за ними
отправились в погоню два десятка хорошо вооруженных конников, ушли через лес
только им ведомыми тропами, спустились к реке. Громыхало радостно заорал, ниже
по течению виднелось с полдюжины коров, пара коз, а на покатом берегу чернели
крыши наспех вырытых землянок.
Фарамунд кивнул:
— Да, нам мясо не помешает!
С радостными воплями понеслись со всех ног. Налетели с ходу,
так торопились, что сдуру порубили даже коров, вместе с переселенцами. Двое
мужчин отбивались отчаянно, с ними трое подростков, что тоже с горящими
ненавистью глазами бросались на разбойников с вилами и косами. Двоих поранили
серьезно, за что подростков тут же, остервенев, порубили на куски.
Из землянок вытащили двух женщин. Одна тут же, изловчившись,
выхватила у разбойника нож и вонзила себе под левое ребро, а вторая с такой
яростью вцепилась в горло другому, что пришлось убить, да и то не сразу
отодрали скрюченные пальцы от горла.
Забитых коров спешно разделывали, мясо бросали в мешки и
привязывали к седлам. Козьи тушки забрали целиком. Когда уже собирались
уходить, вдруг кто-то увидел, как в дальних кустах шевельнулась ветка. Не
струсив, бросился туда с обнаженным мечом, а оттуда с истошным визгом
выметнулись две, каким-то чудом уцелевшие и спрятавшиеся девки.
Тут уж заорали все, кинулись ловить. Девки бежали к близкому
лесу, вопили во весь голос, звали на помощь. За ними неслись почти все, разве
что Громыхало и Фарамунд не сдвинулись с места. Наконец догнали, подхватили на
плечи, принесли, быстро раздели. Дабы не кусались, каждой в зубы по деревяшке,
растянули, привязав руки и ноги к вбитым к землю колышкам, долго тешились,
сменяя друг друга.
Потом обоих, совсем одуревших, заставили плясать голыми
вокруг костра на месте выгоревшей землянки. Сами плясали, орали, пили и силой
поили девок. Под ногами трещали глиняные черепки, свежие обглоданные кости, а
под забором бесстыдно белели старые, похожие на человеческие...
Тарант вернулся благополучно, рассказал, как доблестно
Фарамунд прикрывал его отход, как даже заорал, привлекая внимания, чтобы он
выскользнул незамеченным. Старые воины кивали одобрительно, этот подобранный в
лесу вел себя как подобает настоящему воину, и хотя пал, но зато сейчас он в
небесной дружине...
Однако вскоре стали приходить слухи о новой шайке
разбойников. Она росла быстро, набеги совершала дерзкие, от погони уходили
из-под самого носа. По приметам вожак был очень похож на пропавшего Фарамунда,
а потом пришли вести из бурга Лаурса, что пленник не только сбежал от грозного
властелина, но и увел с собой его лучшего воина, Громыхало.
Воины посмеивались, переглядывались. Вскоре пошли слухи о
награбленных сокровищах, захваченных обозах, даже караванах. И хотя все
понимали, какие сокровища в этой бедной стране, где ни древних городов, ни
старых захоронений, все же слухи шли и ширились, подогревая воображение.
Лютеция с волнением прислушивалась к слухам. В крепость
приезжали земледельцы, привозили муку, зерно, скот на продажу, рассказывали об
увиденном. Тревор привел одного, что побывал в деревне выше по реке.
— Какие новости? — спросила Лютеция. — Что
слышно о новых разбойниках?
Крестьянин потупился:
— Да ничего...
— Такого быть не может, — настаивала она. — О
них все говорят.
— Да так... Они сейчас в деревне, что за рекой...
— Ну и что?
— Да ничего...
Она пристально смотрела в его несчастное лицо. Простолюдин
крепок, но больно угнетен, а так лицо открытое, глаза честные. Стоит, бессильно
опустив длинные руки, ладони широкие, как весла, все в желтых мозолях.
— Боишься, — определила она. — Ну, а если я
возьму тебя на службу? Но мы готовимся к отъезду. Как только дорога чуть
очистится, мы покинем бург доблестного Свена Из Моря. Ты поедешь с нами?
Несчастный рухнул перед ней на колени:
— Госпожа!.. Возьми! Если примешь, верой и правдой...
крови не пожалею.
— Хорошо, — ответила она. — А пока будешь
помогать нашей челяди. Клотильда тебе покажет, что надо делать. А теперь можешь
говорить правду?
Земледелец сказал с жаром:
— Да!.. Я знал, что когда вернусь, меня убьют... Просто
потому, что не утерплю и схвачу топор или что попадет под руку! Стон и плач
стоит по всей деревне, а им все в потеху. Девок всех перетаскали к себе,
замужних жен хватают и бесчестят прямо на улице... Весь скот зарезали! Гусей,
уток — все рубят и бьют просто ради потехи. Если кто вступится, тут же либо
рубят, либо издеваются для веселья: зубы выламывают по одному, в... простите, в
зад острогу с ее зубцами вгоняют, а потом такого отпускают на волю!..
