Наконец, среди многочисленных трактатов о бусидо «постсамурайских» времен мы остановились на двух, как нам кажется, наиболее глубоких и своеобразных – уже упоминавшемся нами всемирно известном «Бусидо. Душа Японии» доктора Нитобэ Инадзо (1899 г.) и «Хагакурэ нюмон» (что-то вроде развернутых комментариев к «Хагакурэ», с немалой долей интереснейших собственных трактовок бусидо) талантливого актера, режиссера, мастера боевых искусств, но прежде всего классика японской литературы XX века Мисима Юкио (настоящие имя и фамилия – Хираока Кимитакэ, 1925–1970).
В целом творцами самурайских идеалов можно считать не только безымянного автора «Повести о доме Тайра», не только Ямамото Цунэтомо, Юдзана Дайдодзи или любого другого автора, когда-либо писавшего о бусидо. Конечно же, такими творцами и «сотворцами» были и вполне реальные самураи (а отчасти и несамураи, ориентировавшиеся на поведение воинской элиты, – прекрасным примером может служить цикл новелл горожанина Ихара Сайкаку о самурайском долге, буквально пропитанные духом бусидо), которые (сознательно или нет) стремились следовать этому Пути и шли по нему. Конечно, любой Путь – это вовсе не узкий коридор, и он всегда дает немало возможностей для реализации различных вариантов поведения, для того, как именно его пройти, причем, как мы с вами вместе убедимся, это вполне касается и бусидо. Но Путь, конечно же, всегда предполагал и сегодня предполагает некие «дорожные указатели», в роли которых выступали те самые самурайские идеалы, о которых пойдет речь в этой главе.
Первая часть нашего небольшого рассказа об идеалах бусидо будет посвящена основным самурайским жизненным ценностям и самурайскому идеалу «достойной жизни», вторая – отношению японских воинов к смерти, а третья – идеалу самурайской женщины и положению женщины в «эпоху самураев».
«Самурай должен умиротворять свое сердце и смотреть в глубь других»
(самурайские ценности и идеал достойной жизни)
Ценности, лежавшие в основе самурайского этоса и определявшие модель поведения японских воинов, в общем являются традиционными для всех обществ Дальневосточного региона. Как уже говорилось выше, это прежде всего сочетание ценностей сугубо «воинских» и ценностей «ученого сословия».
При этом бусидо, конечно же, ориентировано прежде всего на человека действия, что предполагает превалирование чисто «самурайских» добродетелей и выстраивание их в некую иерархию, диктуемую повседневной действительностью, окружавшей самурая. Если главными добродетелями средневекового европейского рыцаря считались верность, храбрость, великодушие (иногда понимаемая несколько уже, как щедрость), franchise – то есть, в переводе с французского, что-то вроде «свободное, смелое и искреннее поведение, служащее заодно подтверждением благородства происхождения и духа рыцаря», и, наконец, куртуазия – сложное понятие, включавшее в себя обходительность, вежливость, знание манер, галантность, то самурайский идеал был в чем-то схож, а в чем-то довольно заметно отличался. Правда, в его основе лежали, пожалуй, все вышеперечисленные добродетели, хотя и с некими оговорками. Так, как мы увидим в дальнейшем, четвертая добродетель из вышеупомянутой «рыцарской пятерки» могла демонстрироваться только в общении с равными, при этом считалось недостойным быть слишком напористым в общении с низшими по положению (или по сословной принадлежности) и, естественно, следовало сдерживать себя в общении с господином или другими вышестоящими лицами.
Итак, начнем с верности. На Западе она понималась прежде всего как добродетель, основанная на двух столпах – религиозности и «мирской чести». Прежде всего, рыцарская верность предполагала верность христианской церкви и своему господину (сюзерену), отсюда проистекала верность рыцаря своему слову, верность даме (в куртуазной любви) и т. д. Сразу отметим, что с верностью самурая каким-то религиозным принципом не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Согласно бусидо, самурай не обязан был быть неким «верным сыном Амидаистской церкви» (или секты Сингон, Тэндай, лояльным дзэн-буддистом, наконец). Для буддизма нехарактерно жесткое противостояние направлений. Единственной нетерпимой к иным буддистским и прочим направлениям была секта Лотосовой Сутры, основанная Нитирэном, о котором шла речь в первой главе. Ее приверженцем был, к примеру, известный полководец XVI века Като Киёмаса – о нем мы еще поговорим в связи с его видением Пути воина. Поэтому для Японии – до появления христианства – был в целом нехарактерен мотив мученичества за веру или религиозные войны.
При всем том, что бусидо, казалось бы, охватывало все стороны бытия самурая, оно демонстрирует просто-таки удивительную толерантность в религиозной сфере. Какого бы вероисповедания ни был самурай, это не влияло на возможность его успехов на Пути воина. В большинстве самурайских трактатов вообще нет отдельного пункта об отношении к богам и буддам (то есть синтоистским и буддистским персонажам). Если же автор все же заводит речь на эту тему, он сводит дело к одному и тому же мотиву: чистота сердца – главное, молитвы и ритуалы – второ– или третьестепенны (здесь мы, по-видимому, имеем дело с влиянием дзэн). «Многие клянутся приверженности законам Будды. Они приносят несчастье людям, грабят их для того, чтобы построить храмы и монастыри. Подобные поступки – святотатство по отношению к божествам и Будде. Даже если человек ни разу не поклонился Будде и ни разу не посетил ни одной святыни, божества и Будда не оставят его без покровительства, если у него искреннее, исполненное сострадания сердце. Кроме того, есть люди, которые посещают святыни только когда у них беда. Это достойно сожаления. Божества и Будда желают только одного – чтобы мы молились о счастье в будущей жизни. Такие молитвы могут принести пользу. Хотя говорят, что даже они не ведут нас прямо к пути Истины», – проницательно отмечал Сиба Ёсимаса (1350–1410), известный под именем Тикубасё. «Поклоняться божествам и Будде – вот правильное поведение для человека. Можно сказать, что человек обретет согласие с божествами и Буддой, если сердце его будет прямым и спокойным, если сам он будет честно и искренне уважать тех, кто выше его, и проявлять сострадание к тем, кто ниже его… И тогда человек приобретет защиту и покровительство божеств, даже если он не совершает молитв. Но если он не прям и не искренен, Небо покинет его, даже если он будет молиться каждый день» – так говорится в «21 правиле Ходзё Соуна» (XVI век). Занятно, что сам Ходзё Соун является типичным примером «гэкокудзё даймё» – «князя из грязи»; он начал свой путь наверх с подлого убийства соседнего даймё на охоте и захвата его провинции. И наконец, Ямамото Цунэтомо в своем сочинении «Сокрытое в листве» довольно категоричен: «Монах должен учиться смелости у воина, а воин – состраданию у монаха. Такие вещи, как возвращение человека с того света или спасение из ада всех живых существ, возможны только тогда, когда есть смелость. Но монахи наших дней заботятся лишь о том, чтобы быть благочестивыми, и поэтому среди них нет тех, кто прошел по пути до конца. Более того, среди воинов есть тщедушные люди, которые прикрываются буддизмом. Здесь есть о чем сожалеть. Тот, кто учит буддизму молодых самураев, совершает великую ошибку. Дело в том, что после этого они будут видеть вещи двояко. Буддизм под стать изучать старикам, которые ушли в отставку. Но если воин может двадцать четыре часа в день без устали нести на одном плече преданность и чувство долга, а на другом – смелость и сострадание, он будет самураем. В своих утренних и вечерних молитвах и в течение дня он должен повторять имя своего господина. Для него оно ничем не отличается от имени Будды и от священных слов. От этого зависит судьба человека. Сострадание напоминает мать, которая питает свою судьбу».
