Одна ошибка в истории страны не означает гибели нации. Молюсь за вашу долгую жизнь. Уверен, что Япония вновь воспрянет. Нашему народу не следует увлекаться своим стремлением к смерти.
Наилучшие пожелания.
Как раз перед отъездом,
Тэруо.
Самурай защитит Родину, невзирая на сохранность жизни или имени» [подстрочный перевод последнего хокку Ямагути Тэруо. – Д. Ж.].
Молодой самурай (мы говорим так без тени иронии), написавший это письмо, похоже, предпринимает просто титанические усилия, чтобы заставить себя верить в лучшее на свете государственное устройство во главе с далекой фигурой Императора, пытаясь отделить его от вполне реальных политиков, образ мыслей и действия которых не вызывают у него ничего, кроме презрения. Он даже согласен, что эта война – возможно, ошибка. Но такое согласие не означает внутренней капитуляции – так же, как это не означало чего-то подобного и для его средневекового предка, нередко знавшего наперед, что его господин встрял в неправильное и проигрышное дело. Отметим, что выбор этого камикадзэ в данном случае абсолютно идентичен тому, о котором мы писали в соответствующем месте нашей главы о самурайском идеале. А каковы усилия, направленные на преодоление собственной «слабости», – «я буду храбрым!»
Следующее письмо написано летчиком, унтер-офицером 1-го класса 701-й авиагруппы Мацуо Исао (родом из префектуры Нагасаки) буквально перед самым боевым вылетом с заданием камикадзэ:
«28 октября 1944 г.
Дорогие родители!
Поздравьте меня! Мне предоставили великолепную возможность умереть. Это мой последний день. Судьба нашей Родины зависит от решающей битвы на южных морях, где я уйду в небытие, как опавшие лепестки цветущей вишни.
Я стану щитом Его Величеству и погибну целомудренно [имеется в виду ритуальная телесно-духованя синтоситская чистота киёси. – Д. Ж.] вместе с командиром нашей эскадрильи и другими боевыми друзьями. Хотелось бы рождаться семь раз подряд и каждый раз уничтожать врага.
Возможность умереть за Родину для меня великая честь! До глубины души я благодарен родителям, постоянно поддерживавшим меня неустанными молитвами и нежной любовью. Я также весьма признателен командиру своей эскадрильи и другим командирам, которые опекали меня, как своего сына, и тщательно готовили из меня хорошего профессионала.
Спасибо вам, родители, за то, что двадцать три года заботились обо мне и воодушевляли меня. Надеюсь, что мой нынешний подвиг хотя бы в малой степени возместит те усилия, которые вы приложили для моего воспитания. Не поминайте меня лихом и помните, что ваш Исао погиб за Родину. Это моя последняя просьба, другого я ничего не желаю. Душа моя вернется и будет ждать вашего посещения гробницы Ясукуни. Пожалуйста, берегите себя. Как не гордиться авиационным звеном камикадзэ в Гирэцу [неточный перевод. Имеется в виду звено под названием «Гирэцу», «Горячая преданность». Группа вместе с тремя другими группами погибла в день написания письма, не сумев нанести потерь врагу. – Д. Ж.], которое предпримет атаку на противника своими бомбардировщиками «суйсэй». Сюда съехались кинооператоры, чтобы запечатлеть нас на пленке. Может, вы увидете нас на экране кинотеатра.
Мы, шестнадцать воинов, представляем экипажи бомбардировщиков. Возможно, мы умрем так же внезапно, как разбивается вдребезги хрусталь.
Письмо написано в Маниле накануне нашего боевого вылета.
Исао.
Взмыв в небо над южными морями, мы погибнем при выполнении задания по охране Его Величества. Лепестки цветущей вишни блестят, когда раскрываются и опадают» [последние строки – подстрочный перевод последнего стихотворения-танка Мацуо Исао. – Д. Ж.].
Пожалуй, из всех писем, приводимых и комментируемых нами, это имело бы меньше всего проблем в случае прохождения им военной цензуры. Показательно, что его автор – летчик-професионал, из числа первых камикадзэ с Филиппин. Обратите внимание на пропагандистские усилия кинооператоров, а также на некий «полный набор» благодарностей, испытываемых по отношению к родителям, императору (и родине) и офицерам-командующим. По мере усиления массовости вылетов последний мотив почти исчезает из писем, первые же два остаются до конца войны почти неизменными.
Кадет Номото Дзюн (похоже, это сокращенный, «домашний» вариант имени Дзюньитиро) из авиационного звена «Белая цапля» родился в 1922 году в префектуре Нагасаки. Перед поступлением на военную службу он закончил институт торговли в Токио. Его письмо, очевидно, написано в большой спешке и предваряется кратким предисловием. Заключительная часть письма написана почерком, отличным от почерка автора.
«Двинулись вперед, в… [название местности пропущено, видимо, автор впоследствии просто не имел времени уточнить и вписать его. – Д. Ж.], повинуясь внезапным приказам. Решимость добиться успеха укреплялась мыслью, что боевой вылет произойдет завтра.
Когда я прибыл, кадета… исключили из списка тех, кто должен был принять участие в боевом вылете. Дело здесь не в жалости. Чувства возникали смешанные [то есть неназванный кадет что-то натворил, каким-то образом «потерял лицо» и утратил право на участие в вылете, рассматриваемом как большая честь. – Д. Ж.].
Человек – существо смертное. Смерть, как и жизнь, случайна. Судьба также играет роль. Уверен, что выполню завтрашнее задание. Сделаю все возможное, чтобы спикировать на вражеский корабль и совершить подвиг в защиту Родины. Пришло время, когда в боевом вылете должны принять участие мой друг Наканиси и я. Нет никаких колебаний. Каждый человек, в свою очередь, должен выполнить долг.
Поскольку наше подразделение формировали в конце февраля, мы уже прошли довольно интенсивный курс летной подготовки. Теперь, наконец, нам выпал шанс совершить боевой вылет. В последнем инструктаже перед вылетом командир наставлял, чтобы мы «не торопились со смертью». Мне кажется, что все во власти Небес.
Я готов решительно следовать цели, которую определила мне судьба. Вы всегда относились ко мне хорошо, и я благодарен вам за это. Мои пятнадцать лет учебы и летной подготовки скоро принесут плоды. Меня переполняет огромная радость от того, что я родился в нашей славной стране.
Твердо верю, что завтрашний день принесет нам успех. Надеюсь, что вы разделяете эту веру. Время боевого вылета определили так внезапно, что у меня не осталось времени написать прощальные письма родственникам и друзьям. Буду признателен, если вы в удобное время напишете им от моего имени и выразите мои чувства…
Дорогие родители!
Пожалуйста, простите меня за диктовку заключительных строк письма другу. У меня больше нет времени вам писать.
Ничего особо важного я вам не скажу, хочу только, чтобы вы знали о том, что в последний момент я чувствую себя отлично. Первые самолеты моей группы уже в воздухе, эти слова пишет мой друг, прижав лист бумаги к поверхности фюзеляжа самолета. Я не ощущаю ни сомнений, ни печали. Мою решимость невозможно поколебать. Я спокойно выполню свой долг.
