– Теперь ты понял, как сильно по ним скучал? – не удержалась и спросила я.
– Вампирам нельзя раздумывать о тех, кто остался в прошлом, – ответил Мэтью. – Иначе мы бы сошли с ума. И потом, мне было чем их вспомнить. Их слова, их портреты. Но полным-полно мелочей, которые забываешь: выражение лиц, звук смеха.
– Отец постоянно носил в кармане карамельки, – прошептала я. – Я напрочь забыла об этом и не вспоминала, пока не попала в Ла-Пьер.
Закрыв глаза, я и сейчас ощущала запах, исходящий от этих конфеток, и слышала шуршание целлофанового пакета, трущегося о ткань отцовской рубашки.
– И сейчас ты ни за что не откажешься от этих воспоминаний, – тихо сказал Мэтью. – Даже ради избавления от душевной боли.
Он взялся за очередное письмо. Перо с легким скрипом двигалось по бумаге. Лицо Мэтью вновь приняло сосредоточенное выражение, а на переносице появилась небольшая складка. Я старалась держать перо так же, как он. Я заметила, что он реже обмакивает перо в чернильницу. Мэтью был прав: если не держать перо мертвой хваткой, писать становится намного легче.
О чем же еще написать? Сегодня был праздник Всех душ – традиционный день поминовения усопших. В доме говорили о густом инее, покрывшем листья в саду. Пьер обещал, что завтра будет еще холоднее.
1 ноября 1590 г. иней
Снимали мерки для обуви и перчаток. Франсуаза шьет.
Франсуаза шила мне теплый плащ и готовила одежду для скорой зимы. Все утро она провела на чердаке, роясь в одежде, оставшейся после Луизы де Клермон. Платья сестры Мэтью с их квадратными воротниками и пышными рукавами были в моде лет шестьдесят назад. Франсуаза переделывала их, стараясь приблизить к требованиям нынешней моды – экспертами здесь выступали Уолтер и Джордж – и моей фигуры, не слишком похожей на статуэтку. Одно платье – черное с серебристой отделкой – ей особенно не хотелось распарывать. Платье было довольно красивым. Но Мэтью настаивал на переделке. Учитывая Школу ночи, в полном составе обитавшую сейчас под крышей его дома, мне требовались не только официальные наряды, но и практичная повседневная одежда.
– Но, милорд, в этом платье леди Луиза выходила замуж, – возражала Франсуаза.
– Да, за восьмидесятипятилетнего старца, похоронившего всех своих детей, имевшего больное сердце и множество прибыльных поместий. Думаю, вложения семьи давным-давно перекрыли стоимость этого платья, – ответил Мэтью. – Диана походит в нем, пока ты не сделаешь ей что-нибудь получше.
Разумеется, я не могла воспроизвести в книжке этот разговор. Я тщательно выбирала каждое слово, чтобы чужие глаза не увидели в записи ничего, кроме банальностей. Но для меня за словами вставали яркие образы тех, с кем я недавно познакомилась, их голоса и разговоры. Если книжка доживет до нашего времени, будущий читатель обнаружит в ней лишь сухие, выхолощенные фрагменты моей жизни. Историки усердно рылись в подобных документах, безуспешно пытаясь увидеть все богатство и многообразие жизни, скрытой за простыми строчками.
Мэтью вполголоса выругался. В этом доме не только мне было что скрывать.
Сегодня мой муж получил много писем и подарил мне эту книжку для памятных записей.
Я подняла руку с пером, требовавшим очередного глотка чернил. В этот момент дверь открылась. Вошли Генри и Том, разыскивавшие Мэтью. Меня удивило не их внезапное появление, а пробуждение собственного третьего глаза. Он широко открылся. Во мне только начало развиваться присущее ведьмам умение повелевать силами воды, огня и ветра. С тех пор как мы переместились сюда, эти способности странным образом исчезли. Ведьмин третий глаз, расширявший восприятие, позволял видеть не только черно-красный ореол вокруг Мэтью, но и серебристое свечение вокруг Тома и едва заметное зелено-черное мерцание, окружавшее Генри. Свечение каждого было таким же неповторимым, как отпечатки пальцев.
Мне вспомнились голубые и янтарные нити в углу гостиной. Что же могло означать исчезновение одних сил и появление других? Вот и сегодня утром…
Я опять видела краешком глаза янтарное свечение с вкраплением голубых точек. Потом услышала… нет, скорее почувствовала совсем слабое эхо. Но стоило мне повернуть голову и попытаться найти источник, ощущение пропало. Боковым зрением я еще видела пульсирующие нити, словно время звало меня вернуться домой.
После своего первого перемещения во времени, длившегося несколько минут, я начала воспринимать время как субстанцию, сотканную из разноцветных светящихся нитей. Сосредоточившись повнимательнее, я могла выделить в их переплетении какую-то одну нить и добраться до ее начала. Нынче, пройдя через несколько веков, я поняла: за кажущейся простотой скрывались узлы бесчисленных вероятностей. Варианты прошлого, настоящего и будущего исчислялись миллионами. Исаак Ньютон считал время одной из важнейших сил природы, неподвластных управлению. Сумев попасть в 1590 год, я была склонна согласиться с ним.
– Диана? Ты как себя чувствуешь?
Встревоженный голос Мэтью выбил меня из моих раздумий, скорее похожих на транс. Лица Генри и Тома тоже были встревоженными.
– Прекрасно, – по обыкновению ответила я.
– Я бы так не сказал. – Мэтью швырнул перо на стол. – У тебя изменился запах. Думаю, твоя магия тоже начинает меняться. Кит прав. Мы должны как можно скорее найти тебе ведьму-учительницу.
– Пока еще слишком рано звать сюда ведьму, – возразила я. – Мне сейчас намного важнее научиться выглядеть и говорить так, будто я здесь родилась.
– Другая ведьма сразу поймет, что ты умеешь перемещаться во времени, – возразил Мэтью. – Она примет это во внимание. Или тебя тревожит что-то еще?
Я покачала головой, стараясь не встречаться с ним глазами.
Мэтью не требовалось видеть нити времени, разматывавшиеся в углу, чтобы почувствовать неладное. Если уж он заподозрил, что я раскрываю не все грани своей магии, мне тем более будет не скрыть своих тайн от любой ведьмы, которая вскоре может здесь появиться.
Глава 4
Школа ночи проявила искреннее рвение, помогая Мэтью найти для меня ведьму. Предложения выявили общее пренебрежение, испытываемое членами ко всем вообще и к женщинам и ведьмам в частности, кто не имел университетского образования. Генри счел Лондон наиболее плодотворным местом для поисков, однако Уолтер стал его убеждать, что в столь большом городе меня будет невозможно скрыть от суеверных соседей. Джордж предложил обратиться к оксфордским ученым, поскольку те хотя бы обладали необходимым уровнем образованности. Том и Мэтью подвергли суровой критике сильные и слабые стороны философов-натуралистов, обитающих в Олд-Лодже, и эта идея тоже была отброшена. Кит вообще считал неразумным поручать обучение какой-либо женщине и составил список местных джентльменов, которые, возможно, согласятся заниматься со мной. В списке значился священник церкви Святой Марии, превосходно умеющий распознавать апокалиптические знамения в небе, а также местный землевладелец по фамилии Смитсон. Он увлекался алхимией и искал себе помощников среди ведьм или демонов. Был там и студент оксфордского колледжа Крайст-Чёрч. Тот задолжал за книги и платил долги составлением гороскопов.
